Книга Окопная правда Чеченской войны - Анатолий Тишин

Через три дня после смерти Басаева в Чечне был убит его возможный преемник на посту лидера боевиков некто Хайрула Имурзаев. А через неделю на границе Чечни и Дагестана задержан близкий родственник Шамиля Басаева 24-летний Ибрагим Цакаев. Два года назад, он, прикрывая выход Басаева из окружения, потерял правую руку и несколько пальцев на левой, что, однако, не помешало ему остаться среди боевиков. Как говорится — жизнь продолжается.

Если отбросить политкорректности, Шамиль Басаев давно стал национальным героем для чеченцев и глубоким комплексом жертвы и унижения для русских. Смерть Басаева этот комплекс не излечит — он исчезнет либо с исчезновением русской нации, либо если русские родят своего Басаева, ещё круче.

Редакция «Лимонки»

Колонна

«Лимонка» № 270 апрель 2005 г.

Железный с узорами забор выкрашен зелёной краской, на ней, как на яблоке от укусов червяка — пятна. Пули и осколки прошивая забор, нарушили монолит краски, и ржавчина равномерно захватывала площадь забора. Подобно капле вина упавшей на белоснежную скатерть, пятна ржавчины расплывались с годами. Шеренга детей стояла перед забором, машут руками. Хм, интересно, чтобы с ними было, если бы они оказались между дулами автоматов и забором? Всё-таки радостные детские лица много приятнее солидных в своей растерянности армейских рож. Трубы над дорогами, очень низко и очень много — отвлекает. Но на фоне этих труб — горы в закате.

Уже первые огоньки мерцают в отдалённом ауле, и позывной головной машины (хотя хрен его знает, что там сейчас в голове — машина, танк или БТР) не слышно добрых полчаса. Ощущения? А какие ощущения от спящих в десанте пулеметчиков и гранатометчиков, которые спят при реве трёхсотсильного мотора как при колыбельной матери, положив руку на каску, как на упругую сиську подруги. Их не разбудишь никакими децибелами, а я глотку сорвал ещё в парке, при погрузке. Так, что при обстреле вероятнее всего они проснутся от выстрелов автоматической пушки, стреляющей в ответ. Сзади не отстаёт АТСка — гибрид всех транспортных средств мира с танком. Больше никого. Вертушки остывают на пыльном аэродроме — ночью от них нет толку. Кто-то уже добрался до места и, симитацировав обслуживание техники, лёг спать.

Наконец-то мы доползли до Дуба-Юрта, спустились к раздолбанному мосту, и на максимально возможной скорости покатили по Аргунскому ущелью. В замыкании я ездил почти месяц, и ничего худшего в колонне нет: одалживать тросы («даешь руками, забираешь ногами» — не раз я бродил по дивизионному парку в поисках должников), брать на буксир, заправлять своей солярой и т. д. На равнине ещё светло, а в ущелье всё пространство контрастно заливают тёмными тонами сумерки. Похолодало, меня рубит. Но если снаружи башни я спущусь внутрь за бушлатом, то обратно будет так стрёмно вылезать. Примерно, как от горячей девчонки под одеялом в шесть утра идти на работу, отдавая себя — тёплого — на растерзание неуместно весёлому, с холодцой, октябрьскому ветру. На встречу, ослепляя, пролетают запоздалые легковушки. Не из мести, а скорее инстинктивно, слеплю в обратку прожектором — ответ явно не пропорционален. Всё, доеду, и, ну его на хрен — нетронутый сухпай, и обещание, данное товарищу: пойти ночью на дело, туда же — на хрен.

Объезжаем сразу две БМП и «Камаз», останавливаемся. Прикидываю, насколько далеко отодвигаются мои сновидения в связи с остановкой. Ничего серьёзного. В радио-эфире — нездоровый форум: помехи и понятно только то, что много мата и самих матюкающихся. Через суперузкий мост переползают два КрАЗа-наливника. В отсвете прожектора вижу обернувшегося на меня механа Наиля. Без слов понимаем друг друга. Почти свисающие с моста колоритные колеса КрАЗа оставляют неизгладимое впечатление.

В последний момент успеваю обернуться и увидеть в открытых «бабочках» (люки сверху на броне БМП) спящую пехоту. Газу! — и Аргун чёрно-грязной массой воды приподнимает нас и поворачивает чуть вправо. Это обстоятельство явно не в пользу спящих солдат и вёдра воды обрушиваются на тела людей в камуфляже. Тела начинают истошно посылать в космос хулительные слова, которые, отразившись вероятно от луны, проникают ко мне в мозг угрозами разного характера. Механ у нас опытный, и поэтому, преодолев водное препятствие, мы лихо подрезаем второму наливнику.

Всё — финишная прямая. Вот уже «бычёк» — знаменитый памятник перед въездом в Борзой. Осталось проползти (в буквальном смысле слова) серпантин, и выехать на стояночное плато. Впереди «Урал». Входит медленно в поворот. Я смертельно устал. Глаза от усталости не возможно держать открытыми. Я вырубился, и голова мая стала плавно опускаться. Но, буквально через несколько секунд, коснувшись лбом люка, я резко проснулся и выпрямился. Сон, как рукой сняло: перед глазами возникла странная картинка — «Урал» сдаёт назад с дороги. Медленно, осторожно, как и все ехав вперёд, он вдруг сначала замер, и плавно пошёл назад, с каждой долей секунды увеличивая скорость. Задним ходом, под углом, он проехал перед нами и полностью скрылся в придорожном кустарнике. Луч света моего прожектора, не стесняемый больше тентованным кузовом «Урала», выхватил из мрака «мирную чеченскую деревню». В зарослях кустарника разглядеть что-либо не представлялось возможным. Доложив о ЧП, мы продолжили движение по приказу старшего офицера.

Через пять минут мы въехали на стоянку. Все давно поели, умылись, подложили на всякий случай бревна под гусеницы, и легли спать. Наспех припарковались. Не теряясь, и не теряя времени, я «одолжил» пару бревен под свои гусеницы у второй роты. Насквозь мокрая пехота вылезала из десантов. Механ заглушил двигатель. Всё. Как долго я ждал этого момента.

Как чёрт из табакерки появился зампотех — молодой толстый лейтенант. Мозгов у него примерно столько же, сколько у нашей БМП. Зампотех кратко ввёл нас в курс дела: дескать, внизу, при переправе через Аргун застряла «бэха связи», и кроме механа в ней никого. Я сказал ему, что там ещё и «Урал» сорвался… Один хрен — ехать! Пехота, бредущая к ротной палатке, была остановлена с пятого раза криками зампотеха (он был «молодой» и на него откровенно клали все кому не лень). Завелись, поехали обратно.

Следуя по маршруту мы увидели как тягач тросами вытаскивал «Урал», который, как оказалось, мягко скатился в кустарник и остался без повреждений. Водитель стоял испуганный — и машина и он целые, но по голове его всё равно не погладят. Мы продолжили спускаться вниз.

Неярко подсветив кусок ущелья осветительной ракетой, увидели броню связи. Немного не дотянула она до берега — залило водой. Вытаскивали тросами, я сидел на башне, всем остальным, кто помогал, пришлось стоять по колено в воде.

Через полтора часа второй раз мы вернулись на стоянку. Я отлил стоя на фальшборте и спустившись в башню за спальным мешком там же и уснул.

Проснулся утром от весёлых мотивов «Ленинграда». В пять утра было уже довольно светло. Достал сухпай. Пришёл старлей Аксёнов и угостил грецкими орехами. Поев и наспех умывшись, я опять завалился спать и в следующий раз пробудился от шумно ожившего мотора. Лагерь давно суетился, машины втянули в себя солдат и палатки. Выстраиваемся в колонну по принципу: четыре колёсных машины — следом одна броня. Грохот и гвалт невероятные, текут непроизвольные слёзы от солярочной вони огромного количества двигателей. Наконец-то, минут через пятьдесят всей этой движухи, предпоследними мы уходим вслед за колонной на юг. Конечная цель — Тусхарой.