Книга Судный день - Курт Ауст

Позже, вдыхая морозный воздух и глядя, как солнце исчезает за деревьями, я раздумывал, научусь ли и я когда-нибудь так хорошо подмечать окружающие меня предметы, научусь ли определять то, что необходимо подметить. Я вновь вспомнил про Альберта.

Почему он совершил такое?

Но ничто – ни лошади, ни морозный воздух не подсказали мне ответ. Объяснить мог лишь сам Альберт, который сейчас лежал в конюшне и рассказывал. Но поскольку я ничего не слышал, передаю его историю так, как ее пересказал мне Томас.

– Да, я француз. Вы правильно догадались, господин профессор…

– Можешь называть меня Томасом, – сказал я. Передо мной лежал хладнокровный убийца, но к чему было изнурять его формальностями?

– Хотите знать, почему я?..

Я кивнул – конечно же, мне хотелось обо всем узнать.

– Тогда вам придется набраться терпения, потому что… – Альберт закашлялся и отхлебнул еще немного зеленой жидкости. Несколько капель упало на бороду, и Бигги, отставив котелок, вытерла Альберту рот. – То… что случилось два дня назад… Нет. Начну с самого начала, иначе вы не поймете. Я… Мне не нужно прощение за то, что я совершил. Я хочу понести наказание. Но… – Он умолк и прикрыл глаза.

Я испугался, что Альберт уснул, однако он вдруг вновь заговорил:

– Я не желал ему смерти, но… ни о чем не жалею. – Взгляд его сделался отстраненным. – Я родился и вырос в небольшой деревушке под названием Фонтене-ле-Конт, где у моего отца была небольшая винодельня. Оттуда за день можно добраться до Лa-Рошели, но об этом я еще расскажу. Мы делали не самое лучшее вино в мире, но выручали за него достаточно, чтобы прокормить семью. Торговля у отца шла бойко, и со временем он начал продавать не только собственное вино, но и то, которое делали в соседских винодельнях. Он часто ездил продавать вино в Нант, Лe-Ман и Тур, а несколько раз доезжал даже до Парижа. Дела у отца шли прекрасно, и в наших местах его уважали. Мало-помалу, благодаря его умениям, он скопил небольшой капитал и стал совладельцем небольшого банка в Ньоре – городке неподалеку от нашей деревни. Когда отец был в отъезде, на хозяйстве оставалась мама, а помогала ей прислуга, да и мы с братом старались изо всех сил. Хотя мы и были маленькими… – в глазах Альберта блеснули слезы, он сглотнул слюну и продолжал: – Мой брат был на три года моложе меня. Еще у нас была сестра, но она заболела и умерла, когда ей еще и года не исполнилось. Родители мои любили работать, и наше с братом детство напоминало сказку…

На него нахлынули воспоминания, и мы решили дать ему отдохнуть и прийти в себя. Бигги тотчас же принесла суп и немного теплой воды – утолить жажду.

Поев, Альберт задремал, и мы с Бигги по очереди выходили на двор подышать. Ты тогда еще не вернулся, Петтер, но с лошадьми неплохо потрудился – они успокоились и выглядели довольными, особенно когда мы их покормили и поменяли им воду.

Немного погодя Альберт проснулся и продолжил рассказ.

– Тогда были сформированы легионы, которые мы называли дьявольскими. Драгуны квартировались в протестантских домах, а возражать мы не имели права. Солдаты могли как угодно издеваться над нами, унижать и… и… – Альберт тяжело вздохнул, – начали они с “малого” – шумели, мусорили в доме, обжирались нашей едой, а объедки кидали на пол… Они вламывались в отцовский кабинет и хватали его книги. Отец очень любил читать, а солдаты вырывали страницы и использовали их для розжига или когда ходили по нужде. Так нас вынуждали стать католиками. Если бы мои родители согласились принять католичество, солдаты тут же убрались бы из нашего дома, а отец получил бы вдобавок денежное вознаграждение – кажется, ливров пятьдесят или сто, так они говорили. Но мои родители не желали отрекаться от нашей веры и не сдавались. Солдаты зверели. Убивать им не разрешалось, и мы знали об этом, однако они могли далеко зайти в своей жестокости. Они издевались над прислугой, и многие из слуг покинули нас. Они испражнялись в готовые для продажи бочки с вином, пьянствовали, а однажды засунули мне в рот воронку и принялись лить туда воду… я… я думал, что захлебнусь и умру…

И здоровенный мужчина передо мной так вцепился в одеяло, что костяшки пальцев у него побелели. По лбу градом катился пот.

– Мой отец решил съездить в Лa-Рошель – разузнать, как оттуда уплыть за границу. Ему, естественно, пришлось держать это в тайне, и правду знала только мама. Мы же полагали, что он, как обычно, отправился по делам. Когда он уехал, нам стало еще тяжелее. И однажды… они… солдаты… В тот день они не просыхали, и… – Альберт затрясся всем телом, а губы скривились, будто от боли.

Пытаясь взять себя в руки, он заморгал и зашелся в кашле. Бигги подала ему воды и отерла со лба пот.

– Они… они надругались над моей матерью, прямо на глазах у нас с братом. Солдаты крепко держали нас – двоих мальчишек десяти и четырнадцати лет, – а в глаза тыкали палками, чтобы мы их не закрывали… Шестеро мужчин – они надругались над ней. Я тогда крикнул, что убью их, я поклялся… Но они только смеялись – еще бы, в их глазах я был лишь щенком… На следующий день вернулся отец. Мама сделалась странной, разговаривала бессвязно, то и дело принималась плакать… Отец бросился на лейтенанта, командовавшего драгунами, хотел задушить его, но солдаты так вздули отца, что тот едва смог добраться до постели. А следующим утром мы нашли маму на кухне. Она повесилась. В тот же вечер отец собрал все самое необходимое, и ночью мы тайком ушли оттуда, ушли прочь. В Лa-Рошели отец нашел одного рыбака, который согласился переправить нас на лодке в Англию, и уже заплатил ему половину. По нашим землям протекает река Вандея, и по ней, в маленькой шлюпке, мы хотели добраться до поместья, принадлежащего другому семейству, и те помогли бы нам преодолеть последний участок пути, где Вандея заворачивает к западу, к Ла-Рошели. Отец шепотом рассказал нам об этом, когда мы тихо пробирались по берегу к спрятанной шлюпке. После, когда мы с братом Виктором забрались в лодку, отец протянул мне пояс с зашитыми в него деньгами, быстро обнял нас и… мы и опомниться не успели, как он столкнул шлюпку в воду… А сам остался на берегу. Мы забыли про всякую осторожность и закричали, а он крикнул в ответ, что должен похоронить Ребекку – мою маму – в освященной земле, что не может просто бросить ее. Лодку уносило все дальше по течению, и вскоре мы услышали крики и выстрелы. Потом другие изгнанники рассказали, что той ночью, на берегу, отца застрелили…

Со лба у Альберта ручьями стекал пот. Мы с Бигги переглянулись – нужно дать ему передохнуть. Он поел и напился, и пришло ему время справить нужду – тогда я довел его до ближайшего пустующего стойла, а потом мы обмыли его водой. Вскоре им опять завладел беспокойный сон.

Мы с Бигги по очереди переделали множество разных дел – например, вычистили лошадей так, что шерсть у них залоснилась и их стало не узнать. Ты, Петтер, к тому времени уже вернулся, поэтому слышал рассказ Альберта о том, чем закончилось его путешествие. Вряд ли ты захочешь, чтобы я его повторял, – память у меня никудышная и запоминать дословно я не могу.

Когда я вернулся в конюшню, Томас попросил меня сходить к Марии за едой для всех нас.