Книга Тень Аламута - Андрей Басирин

Нет, всё-таки правильно сир де Пейн ввел в устав ордена целибат. Это дисциплинирует. Хотя вот подумаешь, как они без дам, одни-одинешеньки, всю жизнь, — слезы сами из глаз капают. Особенно магистра жалко. У него в прошлом какая-то тайна. А может, и нет — храмовники ужасно любят врать. Неужели кто-то из женщин покупается на эту глупую трескотню?

Мелисанда стояла на корме «Вечери», наблюдая за игрой чаек у горизонта. Ветерок трепал широкие рукава блио, нежно касался щеки, ерошил волосы.

У флорентийца славный кот,

— неслось над палубой.

Гроза мышей, король сметаны.

Храмовником зовется тот,

Кто служит Богу неустанно.

Недостаток музыкального слуха Гундомар восполнял старанием.

— Я — будущая королева, — задумчиво произнесла девушка. — А мне хочется остаться ребенком.

— Что вы сказали, Ваше Высочество?

— Нет, ничего, мессир.

Принцессу опекали сразу двое: Годфруа и магистр Гуго. Во дворце Мелисанда наплевательски относилась к тому, что о ней подумают. Красивее Алиски ей всё равно не стать. А побегай по кустам да камням в одном блио — что от него останется?

«Тайная вечеря» здорово всё изменила. Мелисанда начала следить за своим гардеробом. Подерживая образ Прекрасной Дамы, даже стала носить перчатки и вуаль. По такой-то жаре! Но рыцари есть рыцари. Ничто так не действует на их воображение, как превращение девчонки-оборвашки в принцессу.

Хорошо хоть платок носить не надо. Она вспомнила дворцовые приемы, Морафию, разодетую пышно и тяжело, и содрогнулась. Вовремя же она дала деру из Иерусалима! Там стало пыльно и безумно. Когда она будет королевой, это всё изменится.

Храмовники тем временем вели разговор о делах орденских:

— …а еще, Ваше Высочество, хорошо бывает собрать несметные сокровища. И спрятать в подвале

— Как? Совсем?!

— Да. Чтоб не знала ни одна живая душа.

— Но зачем же, Годфруа?

— А вы не догадываетесь?

Храмовник скорчил загадочное лицо. Мимика у него менялась быстро, и Мелисанда не успевала поймать все выражения.

— О-о сударыня! В этом-то вся тонкость. Пойдут слухи, пересуды. «Храмовники богаты!» — закричат досужие болтуны. Ханжи и фанатики поддержат их: «Храмовники что-то скрывают!» А это самое ценное в нашем деле. Известность и престиж.

— А еще можно придумать тайную резиденцию. — Магистр сплюнул в темно-зеленую воду, и его плевок утянуло в пенный бурун, уходящий из-под киля. — Назвать многозначительно и загадочно. Монсальват, например.

— И хранить сокровища там.

— И чтобы никто не знал, где этот замок находится.

— …а глупцы и безумцы чтоб исследовали наши потайные послания…

— …приписывали нам тайные языки и обряды.

— …искали бы глубинные толкования в наших расходных книгах…

К людям идеи Мелисанда относилась со священным трепетом, а еще она любила устремленность и мастерство. Чтобы — раз! — и сквозь все препятствия. Мечи наголо — и у флорентийца славный кот!

Гуго и Годфруа бредили орденом. Орден заменял им сон и еду, женщин и золото. Любой разговор они сводили на Храм и орден, нимало не смущаясь тем, что тема эта порой вызывает у собеседника бессильную ярость.

У кого угодно, но не у принцессы.

О Храме она могла слушать часами. Увлеченность крестоносцев передалась ей. Девушка с серьезным видом рассуждала о целибате, обетах и ограничениях; именно она подсказала Гуго де Пейну некоторые пункты устава.

Беда заключалась в том, что орден Храма пропадал в безвестности. За шесть лет, прошедших со дня его основания, число братьев почти не изменилось. Временами их число возрастало до нескольких десятков и даже сотен, но проходило время, и всё возвращалось на круги своя. Рыцарей переманивали орден госпитальеров и новомодный орден Карающей Длани в Антиохии. Храмовники денно и нощно ломали голову, придумывая, как бы заявить о себе.

— А еще можно пустить слух, — предложила Мелисанда, — что вы причастились какой-нибудь восточной мудрости.

— Прича… А какой именно, дитя мое?

— Ну не знаю… — пожала она плечами. — Магометанской какой-нибудь. Или иудейской.

Незаметно появился толстенький брат Роланд с бутылью и тремя глиняными кубками. Униженно блестя тонзурой, он откупорил вино. Принцессе брат Роланд не нравился: слишком много думал об умерщвлении плоти. Так много, что плоть начала мстить. У Роланда выросло объемистое брюшко, но от греховных мыслей о женщинах он избавлялся, только когда спал, потому что их заменяли греховные сны.

Принцесса старалась держаться от фанатика подальше. Он — тоже. Не удивительно ли, что они постоянно натыкались друг на друга?

— Это скользкий путь, Ваше Высочество, — де Пейн протянул кубок, и темно-бордовая струя вскипела пузырьками пены. — Он граничит с ересью.

— А мне эта идея по вкусу, — заметил Годфруа. — Я мудр, и пусть все об этом знают. — Он тоже протянул кубок, но магистр отстранил его руку:

— Брат мой! Соломон сказал: «Вино развращает мудрых». Тебе пить нельзя.

Он чокнулся с Мелисандой, и вино плеснуло через край кубка.

— Ваше здоровье, сударыня!

— За процветание ордена!

Они выплеснули несколько капель в море и выпили. Годфруа смотрел голодными глазами:

— Воистину «Болтаю, как дурак, а потом хожу трезвым».

Мелисанда рассмеялась. Годфруа повертел в пальцах пустую посудину и заявил:

— Мессир! А я ведь знаю, как возвеличить орден.

— Опять чушь какая-нибудь? — с подозрением спросил Гуго. — Все знают, ты на любое мошенство готов, лишь бы выпить.

— Да нет, мессир. Воистину беспроигрышная игра. Но я не смогу объяснить свою мысль на примере пустого сосуда.

— Пройдоха! Роланд, налей ему. — Вино забулькало, наполняя кубок. — И смотри, каналья, если ты глупость придумал, мы тебя искупаем, как Жоффруа.

— И умоляю, мессир! Нечего меня равнять с этим олухом. — Он сделал глоток и вытянул руку, наблюдая, как солнечные блики играют на темной поверхности вина. — Нет, сударь. Нам нужна святыня. Библейская реликвия, вроде Антиохийского камня или Гроба Господня.

— Реликвия? — Магистр стянул с плеч белый шиш и поддернул прилипшую к телу полотняную рубашку. — А где ты ее возьмешь? Да и какую именно?

— Какую? Да хотя бы чашу. Чашу, в которую Мария Магдалина собрала кровь Христа. Едва она попадет к нам в руки… О-о-о!

— Прекрасно! — принцесса захлопала в ладоши — Здорово! И вы будете ее искать, эту чашу?

— Осмелюсь доложить, братья… — Роланд густо покраснел, — это не очень хорошо. Даже греховно как-то.