Книга Орден Последней Надежды. Книга 3. Французский дьявол - Андрей Родионов

Помявшись, воин осторожно спросил:

— Если вы догадались о его… приказе, то отчего же меня не убили? К чему вам лишние хлопоты?

Подумав, я ответил честно. Бывает, ты просто устаешь хитрить и скрывать свои мысли под маской ничего не значащих слов.

— Мне надоело проливать кровь, к тому же ты не успел на меня напасть. Так что живи, воин.

Опустив голову, Томас пробормотал себе под нос:

— Я хотел убить вас на этой вот самой поляне, просто не успел.

Я насмешливо фыркнул.

— Скажи еще, что это ты выбрал подходящее место для привала! Хозяину передай, пусть не беспокоится. Я никому ничего не скажу.

Закончив разговор, я с удовольствием потянулся, так что затрещали все связки и суставы. За ночь я неплохо отдохнул, и пусть мышцы до сих пор болели, сон явно пошел мне на пользу. На плечи я накинул почти новый плащ Томаса, он был слегка длинноват, зато в плечах в самый раз. А верзила перебьется, если начнет замерзать, пусть побыстрее шевелит ногами, он же на службе, а не на курорте.

Оседлав коня, я почти без усилий залез в седло. Хорошо, что оно с высокой лукой, при езде можно опереться спиной, словно ты сидишь не на резвом жеребце, а на венском стуле. Я по-разбойничьи свистнул, и жеребец, не дожидаясь иной команды, пошел к дороге. Уздечку трофейного коня я набросил на луку седла. Он с недоумением во взоре все оглядывался на хозяина, но покорно брел позади.

— Не поминай лихом, — помахал я британцу.

Томас проводил меня угрюмым взглядом и тут же задергался так, что веревки угрожающе заскрипели.

«Переживает, что не выполнил приказа хозяина и не заткнул рот невольному свидетелю, — подумал я. — А может, пытается понять, как можно было не убить врага, тем более что и случай представился на редкость удобный, грех такой упускать. Гуманизм в пятнадцатом веке — понятие новое, непривычное, и если сильно на ту тему задумываться, мозг может вскипеть.

Не знает, простота, что я францисканец, то есть слуга Божий, а нам заповедано прощать. Правда, одни из нас возносят хвалу Господу постами и молитвами, добрыми поступками и неустанным трудом на благо людей, а другие — кровью и острой сталью, ядом и едким дымом сгоревшего пороха. Черное и белое — две стороны одной медали. Господь мой — добр и всепрощающ, и он же — Господь гнева. Вот так-то, в будущем это назовут дуализмом».

Мягко ступая по размокшей земле, кони медленно переставляли копыта. Деревья и кусты остались позади, оглядевшись, я понял, что выехал из леса. Солнце на минуту выглянуло из-за плотных облаков, вдалеке справа показались пологие холмы, сплошь покрытые колючим кустарником. Дорога в обе стороны была совершенно пуста, на первом же перекрестке я повернул коня на юг и пришпорил, побуждая перейти на рысь. Что-то я стал непозволительно мягок, вот и Томаса оставил в живых, а ведь каждый убитый англичанин — еще один шаг в светлое будущее, в мирную и процветающую Францию. Или нет? Похоже, я совсем запутался, надо будет как следует подумать на досуге.

В тот день меня трижды останавливали разъездные патрули, и всякий раз я объявлял себя вассалом сэра Ричарда Йорка, посланным по делу, не терпящему отлагательств. Кинув беглый взгляд на плащ, украшенный белой розой, дозорные отпускали меня с миром. Несколько деревень я миновал, не останавливаясь, пару раз на перекрестках менял направление движения, однажды сильно уклонился к северу, пытаясь запутать следы. Вряд ли Томас Макли или сэр Ричард попытаются меня преследовать, но чем черт не шутит?

Путешествие прошло без каких-либо приключений, и к вечеру десятого дня я въехал в Уэймут.

Местный торговец лошадьми, некий господин Бидхем, с удовольствием купил обоих жеребцов со всей сбруей, он же подсказал, к кому мне следует обратиться. Вскинув мешок с пожитками на спину, я помахал коням на прощание и побрел вниз по улице, к порту. В лицо несмело подул ветер, усиливающийся с каждым шагом. Он смел прочь вонь и удушливые миазмы большого города, окутав меня соленым запахом моря. Я вдохнул полной грудью свежий, пропахший йодом воздух, на лицо сама собой наползла счастливая улыбка. На быстро темнеющем небе проклюнулись яркие огоньки звезд, а когда, потеснив их, вперед важно выплыла луна, я поприветствовал ее почтительным поклоном.

— Ну, вот и все, — выдохнул я. — Прощай, Британия. И молись, чтобы эта война закончилась раньше, чем французские диверсанты наводнят остров!

Вблизи трактир «Морской бык» не внушал особого доверия. Казалось, что здание, построенное еще в прошлом веке, с тех пор ни разу не ремонтировали. Облезшие серые стены, маленькие оконца, затянутые бычьим пузырем, а внутри полным-полно в стельку пьяных матросов. Если, конечно, грубые татуировки на груди и руках в виде якорей, русалок и прочих штурвалов и в самом деле означали принадлежность к тем, кто ходит «по морям, по волнам».

Обстановка в трактире была вполне спартанской, за тусклыми огоньками тростниковых свечей не то что деталей интерьера, лиц собутыльников толком не различить, одни смазанные пятна. Зато женщин так выбирать намного проще, в царящем вокруг интимном полумраке, да после пинты эля любая покажется тебе чуть ли не красавицей!

Когда я, наклонив голову в низких дверях, вошел внутрь, в трактире кипела потасовка. Ничего особенного, просто вдрабадан пьяные люди выплескивали агрессию на недавних собутыльников. В ход шли лишь кулаки, глиняные кружки и кувшины, никакого холодного оружия, дубин и удавок. Как ни приглядывался, я не заметил среди поверженных ни раненых, ни убитых, одни расквашенные носы и подбитые глаза. На фоне массовых смертоубийств, свидетелем коих я был весь последний год, детская возня вусмерть упившихся тружеников моря выглядела так пасторально, что я чуть не всплакнул от невольного умиления.

Ловко пригнувшись, я пропустил над головой молодецкий замах и тут же расплющил драчуну нос. Тот коротко крякнул и отступил на шаг, размазывая по лицу кровь. Какой-то добрый человек сбил его на пол ударом огромной кружки и начал пинать в живот, азартно хекая. Драчун пьяно ревел, а когда все же поднялся, то широко раскинул руки в стороны и с оглушительным криком ринулся вперед, сбивая противников с ног, как кегли. Я с интересом проследил, как он воткнулся головой в стену, там что-то затрещало, заскрипело, и моряк рухнул, наконец-то угомонившись.

С трудом протолкнувшись к трактирщику, я уточнил:

— Мастер Хорвуд?

Тот меланхолично кивнул, не поднимая упрятанных под лохматые брови глаз, и пробасил:

— Эля?

— Пинту, — отозвался я, отшатываясь.

В том месте, где я только что стоял, в стойку с грохотом врезался тяжелый табурет, но трактирщик даже бровью не повел. Лишь буркнул что-то неразборчивое, и от стены мгновенно отделилась настолько громадная фигура, что я лишь уважительно присвистнул. Действуя быстро и напористо, вышибала вмиг угомонил порядком притомившихся драчунов. Троих особо буйных, которые никак не желали успокоиться, он выкинул за дверь и тут же застыл на прежнем месте.