Книга Интервенция - Алексей Щербаков

В этот поход Джекоб пригласил с собой Анни — она, вроде бы, специалистка по истории религии. Да и нужно было девушку отвлечь — ибо она в еще большей степени прониклась русским духом. То есть, вообще не просыхала. Васька же идти отказалась категорически.

Путь их лежал к одной из петербургских церквей, которая после высадки войск ООН возобновила свою деятельность. Правда, священник, как, сказала Анни, был какой-то несколько сомнительный. То ли его лишили сана, то ли запретили проповедовать, то еще что… В любом случае, оккупационным властям выбирать было особо не из кого. Тем более, что этот отец прибежал сам и поведал, что подвергался гонениям из-за того, что выступал против сползания Православной церкви в русский шовинизм. В общем, свой был человек. Впрочем, Джекоба не очень интересовали религиозные тонкости. Ему хотелось выслушать мнение священника насчет того, что происходит в городе.

Храм оказался довольно покорябанным, но все-таки не слишком. Народу внутри было немного — и он, этот народ, четко различался на две части. Имелись тут женщины среднего возраста и старше, которые истово молились — а рядом с ними околачивались типы весьма сомнительного вида. Эти явно пришли сюда не общаться с Богом, а получать гуманитарную помощь. Ею администрация щедро снабжала тех, кто сотрудничал с новой властью. И уж разумеется — такую нужную вещь, как церковь.

Батюшка производил довольно приятное впечатление — но что-то в нем было от протестантских проповедников, которые Джекоба утомили еще в Штатах. Гостей он встретил очень почтительно. Однако, когда журналист изложил цель своего визита, лицо священника приобрело весьма кислое выражение.

— Вопрос этот сложен, дети мои. Могу сказать одно — это все коммунистическая бесовщина…

— Позвольте, но ведь коммунизм в России рухнул тридцать лет назад…

— Запад так и не понял. Коммунистами были разбужены страшные силы, угрожающие всему цивилизованному миру. Тогда, тридцать лет назад дело было не доведено до конца. Вот и наша Церковь, вместо того, чтобы перестраиваться, возродившись после коммунистического безвременья, тут же стала сползать в оголтелый коммуно-фашизм…

Дальше батюшка понес что-то и вовсе малопонятное, все время выворачивая на то, что надо только попрочнее наладить здесь демократию — и ни в коем случае не допустить возрождения русских имперских амбиций. А уж обновленная церковь будет всегда за… На попытки свети разговор на конкретные вопросы, священник мямлил что-то все более невнятное.

— Фигня какая-то, подытожил Джекоб, когда они распрощались и покинули храм. При чем тут какой-то коммуно-фашизм? Вряд ли при Сталине в этом городе творилась такая же чертовщина. Но только мне кажется, он чего-то недоговаривал.

— Еще бы! Он смертельно боится — Хмыкнула Анни.

— Чего? Что придут эти самые русские фашисты и поставят его к стенке за сотрудничество с нами?

— Возможно. Но ты знаешь, я общалась с представителями разных конфессий и мистических школ. И мне сдается, причина его страха куда серьезней. Он лучше понимает, что тут происходит. И, грубо говоря, боится, что будет гореть в аду!

Мать порядка

Демократия в разных странах осуществляется по-разному. В Штатах, к примеру, всякие там выборы, и подготовка к ним — это нечто вроде гибрида бизнеса и шоу, которое движется по дорогам, накатанным за десятки избирательных кампаний. В Америке простые граждане — то есть те, кто не имеет непосредственного доступа к демократическому пирогу, делятся на три категории. Одни на выборы не ходят никогда. У других, особенно в глубинке, политические пристрастия передаются вместе с семейной Библией. Третьи увлеченно слушают, кто из кандидатов им больше наврет и покруче обложит противника. За победителя и голосуют.

В странах Востока и Африки, куда демократические ценности приехали на американских танках, перед выборами сторонники наиболее авторитетных банд, простите, партий, объезжают электорат, соревнуясь в числе тех, кого они успеют подкупить и запугать. В общем, побеждает тот абрек, у кого за спиной больше вооруженных кунаков. Как рассказывали коллеги, африканские вожди, которых нужда заставила выучиться без ошибок произносить слова «демократические ценности», являются на участки для голосования, ведя все племя под контролем местного шамана, который следит, чтобы соплеменники ничего не перепутали.

Что же касается России, то Джекоб все более понимал, почему местные жители полагают демократию какой-то особо изощренной формой сексуального извращения. Дело было в том, что поутру внезапно прорезалась связь. Правда, прорезалась она как-то странно. Из американского далека выслушали жалобы генерала Адамса на тяжелую обстановку, на просьбу о присылке подкреплений пробурчали что-то не очень понятное, и что самое главное — в категорической форме велели в срочном порядке проводить выборы местной власти. Будто не было более важных задач. Но в дискуссию вступить никто не успел. Связь снова ушла. Кстати, во время недолгих переговоров там, за океаном не проявляли никакого особого беспокойства, что все многочисленные современные средства коммуникации не работают.

Но, так или иначе, задача была поставлена. И вот теперь общественный совет заседал по поводу подготовки к выборам. По какой-то причине его препроводили из Дома пролитпросвета в Таврический дворец — и по случаю предстоящей кампании в здание подтянулись дополнительные силы местной общественности. И теперь Анни с любопытством психиатра наблюдала за происходящим. По ее мнению, дело-то выеденного яйца не стоило. Никаких политических сил в городе все равно не имелось. Точное количество оставшихся жителей было неизвестно. Что ж тут проще: договориться обо всем заранее, открыть несколько избирательных участков. Народ придет — благо генерал Адамс специально выделил для ведения предвыборной агитации большое количество виски, консервов, и всякой прочей гуманитарной помощи. И все бы были довольны.

Но, как оказалось, подобный путь был не для тех, кто называл себя «русской демократической интеллигенцией». С утра в Таврическом дворце бушевали бешеные споры, то и дело переходящие в драки. Главное идеологическое расхождение, конечно же, было в том, как будут делить предвыборные фонды и посты в новом правительстве. Причем, первое интересовало большинство собравшихся куда больше, чем второе. Самое грустное для демократов заключалось в том, что генерал и его штаб, наученные горьким опытом, решительно доводили все доносы враждующих группировок до мусорной корзины, спихнув все на отдел пропаганды. Мол, сами разбирайтесь, кто из них более выгоден для Соединенных Штатов. А попробуй, разберись. Идейные аргументы у дискутирующих сторон вышли довольно быстро. Все клялись в истинной и глубокой любви к демократическим ценностям — а потом каждый начинал с визгом обличать всех остальных в глубокой непорядочности и вороватости. В воздухе снова летали названия каких-то фондов, чьи гранты ушли совсем не туда. Потом начинались крики о неких украденных акциях предприятий, приватизированных исторических объектов и всем таком прочем. В общем, вначале циничная Анни полагала, что наиболее приемлемыми представителями новой власти будут те, кто меньше всего украдет. Однако, чем дальше, тем яснее становилось для нее особенность местной демократии — кто бы не дорвался до руководящих постов — в любом случае, украдут все, до чего дотянутся. Впрочем, об этой особенности местных друзей Америки Анни предупреждали ее старшие коллеги: в России нормой деловой этики было взять деньги и не выполнить работу, за которую было заплачено. Что блестяще подтвердилось. За то время, пока ограниченный контингент находился в городе, никто из этой шараги не проявил никаких деловых качеств. Все только путались под ногами.