Книга Пространство мертвых дорог - Уильям Сьюард Берроуз
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Может, вы все-таки не будете мешать мне завтракать?
Ким оглядывается. Дородный краснолицый мужчина сидит за соседним столом. Странно, что Ким не заметил, как он вошел.
– Я не вполне вас понимаю… – бормочет Ким. – Я же просто сижу.
– Вы меня прекрасно понимаете. Вы издавали непристойные звуки.
Мужчина встает и бросает на стол свою салфетку.
– Пидор вонючий!
Мужчина выходит.
Ким сидит окаменев, словно человек, которого смертельно ранили и жизнь струей вытекает из него.
– С вами все в порядке, сэр?
– Да, миссис Харди.
– Это ужасный человек, мистер Уэнтуорт… заявился ко мне прямо на кухню, представляете… «Мне, пожалуйста, завтрак, если можно», – говорит, а я говорю, что сейчас сделаю, а он: «Ищите лучше… ищите лучше…»
Направленный микрофон, соображает Ким. Игра на двоих. В свое время Ким баловался чревовещанием. Он так и не добился больших результатов, но в процессе занятий познакомился с рядом, красочных персонажей, таких как Желудочный Урчало, который умел изображать посредством чревовещания урчание в желудке и пердеж.
Ким совершает обход мюзик-холлов, карнавалов, театральных агентств сомнительного свойства… вознаграждение – сто фунтов.
– Ну я, богом клянусь, покажу им «непристойные звуки».
Ненависть Кима к Англии превращается в манию. Если у вас правильный выговор, то вы можете одеваться хоть в джутовый мешок и обмотки, но при звуках вашего голоса все будут вставать перед вами на задние лапки, пуская слюни, как павловские собачки. Они знают свое место.
Какое будущее может быть у страны, граждане которой готовы стоять в очереди трое суток, лишь бы лицезреть Королевскую Чету? Где один продавец в магазине обращается к другому «коллега»?
Законы о продаже спиртного, которые не менялись со времен Первой мировой войны. «Простите, сэр, бар закрывается». И, представьте себе, эта фраза произносится с видимым удовольствием.
Боже, храни Королеву и ее фашистский режим…[56]Дряблый, конечно, беззубый такой фашизм. «Никогда не заходи слишком далеко ни в чем» – вот принцип, на котором основана вся англикосия. Королева служит гарантом стабильности всего этого вонючего сральника и позволяет небольшой элите богачей и знати не потонуть в дерьме…
Англичане размякли в сортире. Англия похожа на мертвую гадину, которая настолько тупа, что до нее даже не доходит – она сдохла. Она бесславно бултыхается в собственных помоях, в отбросах и дурной имперской карме. Представляете, насколько мы обязаны Вашингтону и парням из Валли-фордж[57]– тем, что они вытянули нас из этого логова снобизма и аристократического произношения, сняли с этой лестницы, по которой каждый карабкается, наступая при соблюдении всех приличий на руки лезущего следом: «Простите, старина, но вам не кажется, что следовало бы быть осторожнее на поворотах и не обгонять кого попало?»
Единственное, что может сделать Homo sapiens, если хочет выбраться из этой задницы, так это отважиться на следующий шаг. Английская система просуществовала слишком долго и слишком хорошо. Со всем эти балластом незаслуженных привилегий им никогда не оторваться от поверхности Земли. И кто бы согласился повесить все это себе на шею? Только они выйдут из космического корабля, как тут же начнут оглядываться по сторонам в поисках холуев.
Ким задержался в Эрлз-Корт на три месяца… три месяца мучений, едкого страха, унижения и поражений, которые сжигают тебя как кислота.
Он научился прикрываться щитом постоянной бдительности, замечать любого прохожего на улице, прежде чем он успеет заметить тебя. Он научился, как можно стать невидимым, если не давать никому повода посмотреть на тебя, укутываться в покровы темноты и прятаться во вращающийся цилиндр света. Лишенный физического оружия, он обратился к оружию магическому и добился с его помощью впечатляющих результатов.
Он вызывал короткие замыкания при помощи магнитофона, погружавшего в темноту весь Эрлзкорт… ЧПОК.
Он вызвал заклинаниями ветер, который сорвал навесы с торговых рядов в Уорлдз-Энд, помчался дальше и убил три сотни человек где-то в Бремене или вроде того.
(Меня называют Повелителем Ветров.)
Он прочитал об этом в газете на следующий день и сказал: «Чем больше, тем лучше». В то же самое время он осознавал, что превратился в орудие разрушения, в джинна из бутылки, которого они используют против своих врагов. Кто они такие? Ему было уже все равно.
И он избавился от некоторых местных неудобств. Жуткая старая карга в табачной лавке напротив отеля, которая бросала сдачу ему в лицо… Когда в один прекрасный день равнодушный, оценивающий взгляд Кима остановился на ее примусе… вот она, прекрасная возможность. Возвращаясь в отель, он чувствовал, как она посылает глазами пучки искрящейся ненависти ему прямо в спину… Искрящейся?.. Каждое утро она кипятит воду для чая на этом старом подтекающем примусе…
Несколько старых сплетниц собрались перед дымящимися обугленными останками киоска. Одна из них говорит Киму:
– Правда, жуть?
– Не могу глазам поверить, – говорит Ким. – А я все ждал, когда она наконец откроет лавку…
– Вы все слышали? – жадно спрашивают они.
– Ну конечно… Выхожу за дверь и думаю: «Боже мой, неужто боши опять нас бомбили?..» А тут ее заворачивают в пластиковую пленку, словно…
А еще он закрыл греческую кофейню, в которой его обхамили… магия камеры и магнитофона… Иногда выходит, иногда нет. Но попытаться стоит.
– К вам какой-то джентльмен, мистер Уэнтуорт.
Это Тони, он ждет его в мрачной маленькой гостиной с неуклюжими креслами. Ким набирает в легкие побольше воздуха, готовясь разразиться тирадой.
– Прочти это.
Тони вручает ему вырезку из газеты.
Профессор умирает при странных обстоятельствах
С мужчиной, в дальнейшем опознанным как профессор Стоунклифф – куратор Британского музея и всемирно известный египтолог, – прямо на вокзале Виктория случился припадок безумия. Он вступил с другими пассажирами в пререкания, которые постепенно перешли в потасовку. Вырвавшись из рук противников, он бросился под колеса поезда.
– А что случилось на самом деле? – спрашивает Ким.
– Профессор Стоунклифф внезапно потерял контроль за кишечником в переполненном купе. На него напали пассажиры и выкололи ему глаз зонтиком.