Книга Разум Богов - Сергей Баталов

Молодой охотник едва успел просунуть руки в выступы костюма из шкуры Б’орна, когда погас факел — его загасила поднявшаяся вода.

Довольно мощный водоворот подхватил Ар’рахха, закружил по главному залу Храма.

Зеленый верзила хотел было погрузиться под воду и поискать отверстие, через которое вода покидает помещение, но передумал, решил дождаться, когда течение перестанет вертеть им, как щепкой.

Наконец, верхняя кромка воды сомкнулась с потолком пещеры.

Молодой охотник успел сделать последний вдох, зубами зажал отверстие, через которое дышал последние мгновения перед тем, как вода полностью перекроет доступ живительного газа.

Он пошел вниз вдоль стены, пытаясь через толстую шкуру Б’орна нащупать очертания скалы и понять, в каком месте пещеры он находится.

Наконец ему повезло. Квадратный камень, за который он уцепился, оказался тем самым алтарем, из которого зеленый верзила всего несколько минут назад похитил самую большую драгоценность этого Храма. Ар’рахх развернулся, почувствовал, как течение упруго бьет ему в бок, уверенно ушел вниз, в поток, где-то далеко впереди выходящий «кипяточное» озеро.

Стало заметно жарче. Видимо, вода в подземной реке перемешивалась не очень равномерно, в ней существовали отдельные «ручейки» с более горячей водой. Молодой охотник почувствовал нестерпимый жар, инстинкт потянул его наверх…

Однако его опыт говорил об обратном. Холодная вода, если таковая в этом потоке имелась, могла находиться именно внизу подземного русла. Ар’рахх переборол эмоции, ушел в глубину.

Сразу стало заметно прохладнее.

Но постепенно накатывалась новая беда — нехватка воздуха. С этой напастью можно было бороться еще долго — внутри шкуры Б’орна оставалось кое-какое количество воздуха, но оно тоже было небесконечным. …Шкура Б’орна с Ар’раххом внутри вынырнула из озера почти у самой скалы. Она всплыла на поверхность, почему-то перевернулась кверху «брюхом»

У Сашки защемило сердце: его друг не подавал никаких признаков жизни, было похоже, что он, скорее всего, заживо сварился в горячей воде подземной реки.

Александр зло плюнул себе под ноги, тыльной стороной руки вытер навернувшуюся слезу.

«Лучше бы это я сдох в этом чертовом кипятке!» — Зло подумал он, запоздало раскаиваясь в том, что позволил Ар’рахху вместо него добывать Сердце Богов. — «Это мой крест! Мне нужно было его и нести! Что ж. На моей совести стало на одну смерть больше»

Он уныло побрел к воде, где покачивался заранее сплетенный им и молодым охотником небольшой плот — на то случай, если Ар’рахху понадобиться помощь.

Кто же знал, что «помощь» понадобиться именно такая?

Александр забрался на плот, оттолкнулся от берега шестом, направляя свое плавсредство к тому месту, где плавало тело охотника за артефактами.

«Тело» неожиданно шевельнулось. Оно перевернулось спиной вверх, повернулось передней частью по направлению к берегу и без всплеска ушло под воду.

Сашка, едва не свалившись в горячую воду от радости, повернул обратно к берегу.

Ар’рахх показался из воды почти у самого берега.

Землянин помог ему выбраться из шкуры Б’орна, ни словом не упомянув о том, что не видит в руках зеленого верзилы цели их экспедиции — Сердца Богов. Казалось, он настолько рад видеть своего друга живым и здоровым, что его совершенно не интересует: удалось, или нет Ар'рахху добыть вожделенный артефакт. И только внимательнее приглядевшись к своему осьминогу, молодой охотник понял — почему.

Он не стал дожидаться вопроса об Сердце Богов, вернулся к костюму, брошенному на песке, нагнулся, достал из него большой кристалл — тот самый, поклоняться которому уже много Лет шли тысячи паломников со всех сторон Дракии.

Александр ошалело уставился на сокровище в руках «брата по крови», судорожно проглотил комок, застрявший в горле.

— Утром, как только взойдет Отец Богов, нас не должно быть на этом берегу! — Выдохнул он, возвращая Сердце Богов тому, кто его добыл.

Зеленый верзила согласно кивнул, и тотчас же пошел готовиться к завтрашнему вылету.

Перед рассветом землянин разбудил молодого охотника. Он почему-то шепотом попросил его помочь собрать все, что накопилось в лагере за время их пребывания в нем. Остатки шкур, кости, обрывки ремешков, палочки — все, что могло указать на то, что здесь были человек и драк, пришелец затолкал глубоко в шкуру Б’орна. Затем он положил в нее несколько крупных камней, отплыл на плотике довольно далеко от берега и… утопил все это в кипяточном озере.

На законный вопрос Ар’рахха: «Зачем?» ответил, что не нужно оставлять следов, которые могли бы натолкнуть стражников Храма Сердца Богов на мысль о том, кто были похитителями из сокровища, и как они это сделали.

Зеленый верзила на мгновение задумался, опустив голову, но потом коротко кивнул, соглашаясь с доводами своего друга, и первым пошел натягивать шкуру на свой летательный аппарат.

Взлетели вовремя, практически одновременно с моментом, когда стражники Храма открывают вход в святилище. Александра подмывало сделать «круг почета» над Храмом, но осторожность взяла верх. Они с охотником сделали круг, набирая высоту, но в другую, противоположную от Храма сторону.

Лишь одинокий пилигрим наблюдал, как кружили над озером неизвестные существа. Но вскоре существа повернули на Восток и спустя какое-то время превратились в точки, чтобы потом вовсе исчезнуть в огромном красном овале Отца Богов, выбирающегося из своей ночной опочивальни.

И разбойники, и защитники цитадели не пожалели сил и времени, устраивая погребение для воинов, павших у стен замка. Жара от погребального костра стояла такая, что невозможно было подойти ближе, чем на две дюжины шагов. Зато души воинов не встречали преграды, когда возносились к Богам, ибо всем известно, что чем меньше пепла остается на погребальном костре, тем безгрешнее души тех, кто на этом костре погребен.

После таких похорон полагалось три Дня траура. В это время запрещались любые поединки, войны; даже ссоры были под запретом. Считалось, что в того, кто не соблюдает эти правила, могут вселиться души погибших.

Правила соблюдались строго: отправиться раньше срока на Тропу Богов не хотелось никому.

Атаманша на время траура вообще закрылась в палатке с ближайшими подручными и строго-настрого наказала ее не беспокоить ни при каких обстоятельствах. Ясно было, что дело тут не только в трехдневном трауре, но беспокоить предводительницу все равно не осмелился никто.

Для К’нарра и его «внучки» настали тяжелые денечки.

Работорговец врачевал одну из воюющих сторон, его возлюбленная — другую.

Весь день от негоцианта не отходил местный лекарь, скептически посматривая на все, что делал с раненными плененный целитель, выдающий себя за известного на Севере негоцианта. Но весь его нигилизм улетучился в одно мгновение, стоило К’нарру один только раз дунуть в глаза раненному какую-то желтоватую пыль, а потом без единого стона оного проделать сложнейшую, невиданную для этих мест операцию по удалению наконечника стрелы, застрявшего глубоко в позвоночнике. Причем — со стороны живота, то есть спереди. Обычно от таких ран воины просто погибали — или во время извлечения дротика, или в процессе «выздоровления».