Книга Городской охотник - Алексей Волков

— Ишь ведь, чего удумали, ехиднины дети! В моем околотке досмотр учинять! Без моего ведома! Не спросивши, не предупредивши!

— Кто?

— Как кто? Да эти вона! — Дед возмущенно мотнул бородой в сторону угла, из-за которого вышел. — Псы ищейные. Сказывали, что человека ищут. Не тебя ли?

— А что, тут людей много? — угрюмо спросил Алексей. Весть о том, что его уже ищут, оптимизма не вселяла. Если ищут, значит, придётся драться. Тратить силы. Которые потом не восстановить так просто. А до Изнанки дотянется ли Леонид своей поддержкой, ожидающий их у машины, — не известно. Как только он подумал об этом, его плеча ободряюще коснулась невидимая, но уверенная рука. По телу пробежала волна тепла, окутала с ног до головы, придавая сил и уверенности. В голове прозвучали слова, сказанные вроде бы голосом отца Леонида: «И не только до Изнанки дотянусь. Не бойся — ступай. Ты выследи и останови. А я со своим делом справлюсь. Поддержу, не беспокойся».

Услышанное придало уверенности и даже обрадовало.

Сила, щедро вливаемая в Алексея, струилась по жилам, будоражила в предвкушении боя.

— Да нет, не много. Можно сказать даже, что ты единственный, — ответил домовой.

— Значит, ищут меня всё же?

— Да уж кого ещё? — вопросом на вопрос ответил старичок. — Ну да тебе всяко тут не схорониться, а дело делать надо. Так ведь?

— Верно…

— Стало быть, дальше пошли? — поинтересовался Ждан. — Этих-то я прогнал. А другие когда ещё встретятся!

— Да уж веди, Сусанин, — усмехнулся Алексей.

Ждан Лебядич смело завернул за угол и зашагал перед Алексеем, по-прежнему не давая тому себя обогнать.

— Слушай, Ждан Лебядич, а как это так выходит, что я тебя обогнать не могу? В тебе росту пол-аршина, а бежишь так, что не угнаться? — спросил Алексей маячащую перед ним спину домового.

— Так что ж непонятного-то? Я ведь у себя дома. Будь я у тебя — я б за тобой не угнался. Говорят же, что дома и стены помогают. А дорожка сама под ноги стелется. Опричь того я тут не один раз хаживал, а ты первый раз себе дорожку торишь. Вот и приотстал. Смекаешь?

— Смекаю… — озадаченно протянул Алексей.

Когда вывернули из-за угла, взору Алексея предстали обугленные стены и пол. На полу, покрытые гарью, валялись предметы, которые, судя по всему, были оружием у тех самых «ищейных псов», о которых говорил домовой. Огромных размеров бердыш на толстом древке. Цепь, оканчивающаяся шипастой гирей с голову младенца. Здоровенный двуручный меч, кривой, как турецкий ятаган, однако с двухсторонней заточкой.

— Сколько их было? — спросил Алексей у бодро шагавшего домового.

— Двое всего.

— А почему…

— Да потому что у одного четыре руки было. В верхних двух бердыш, в нижних — меч.

— Опять гомункулусы. Похоже, что тот, кто их при жизни делал, где-то неподалёку трётся.

— Может, и так, — ответил домовой. — Ты не отставай, а то потеряешься.

— Где? Тут все прямое, как по нитке. Вот только что-то холодает. Воздух и вправду становился заметно холоднее. Алексей почувствовал, как по коже, хоть и доведённой наговорами до полной нечувствительности к физическому воздействию, побежали мурашки. К тому же одежда была ещё мокрой после купания в нечистотах.

— Это только кажется, — ответил домовой. — А на самом деле, кабы ты без меня тут тащился — враз потерялся бы. Мне-то тут каждая дорожка ведома, да и я им тоже знаком. Вот они меня и ведут, куда потребно. Тебя же тут никто и знать не знает. Не наш ты. Да ещё и человек вдобавок. Тебе тут одному ох и нелегко стало бы. Так что не теряйся.

— Слушай, Ждан, а почему холодает? Там, в коллекторе, теплее было. Намного, — сказал Алексей, пытаясь растереть зябнувшие руки. Изо рта уже шёл пар. Пока ещё не густой, но тоже ничего приятного…

— Дак, чего непонятного-то? Чай, к выходу подходим. У нас-то самый конец зимы стоит, почитай. Месяц Лютень. А у вас небось лето.

— Да нет. Осень…

— А чего ж ты голышом припёрся? Или холоду не имеешь?

— Почччему? — Алексей почувствовал, что уже начинает промерзать, даже голос дрожал. — Ммерзну, не видишь? Просто, когда одёжки нет, врагу и зацепиться лишний раз не за что. Если бы ещё маслом облиться, как древние греки, чтобы из рук выскальзывать. Но нельзя…

— Почему? — поинтересовался домовой, уверенно шагая вперёд и не оборачиваясь.

— Потому, что масло как органический субстрат к себе притягивает магическое воздействие и как следствие его усиливает. Может так шарахнуть, что только подошвы и останутся.

— Да ты что?! — Домовой остановился и удивлённо всплеснул руками — Вот не знал не ведал! А почему?

— Потому что органика, — коротко бросил Алексей, лязгая зубами от холода. — Ты что, не мерзнешь?

— Нет. Не мерзну. Я вообще к холодам привычен. А что такое органика?

— То, что имеет растительное или животное происхождение. Из зверя или травы, там, какой. Вот масло к примеру: льняное из льна делают, а лен что?

— Трава…

— Так, а масло сливочное из чего делают?

— Какое?

— Ну… коровье, — нашелся Алексей.

— А-а-а, так, стало быть, из молока коровьего, там, али козьего. Только я козье не люблю: воняет — спасу нет. Я его не ем вовсе.

— Понял теперь? — спросил Охотник домового.

— Да вроде понял, что ж я, совсем умом скудный? Только я этого всего не знал. Мне оно ни к чему. Ты ведун — тебе и ведать положено.

— Вот я и ведаю. Только что-то уж совсем замерз.

— Ох ты ж батюшки! Погодь-ка минутку…

Старичок полез в карман, достал крошечный сверток, встряхнул его, подбросил, и перед Алексеем опустился наземь зипун. Тот самый. В котором был Ждан, когда они встретились. Только нормального, вполне человеческого размера. Алексей удивлённо глянул на старого домового.

— Чего пялишься? Надевай, а то околеешь совсем, — буркнул Ждан. — Ну, забыл я про него, что зыркаешь?

Алексей с удовольствием напялил на себя зипун, почувствовал, как теплые завитки овечьей шерсти приятно защекотали тело.

— Спасибо, Ждан Лебядич!

— Да чего уж там. Чуть не заморозил тебя, путник. Ты уж того, не серчай.

Алексею вот уже в который раз показалось, что временами речь домового неуловимо изменяется. То он говорит, как замшелый деревенский старик, вкрапляя в свою речь массу простонародных выражений. А то вдруг его речь становится плавной и ровной, с привычной с детства манерой построения фраз, без диалектических словечек, которые не то чтобы резали слух, но временами заставляли просто соображать немного медленнее, поскольку не сразу находились синонимы старинным фразам и оборотам. Что уж там и говорить, старикашка был ох как не прост. С ним, пожалуй, стоило держать ухо востро. Мало ли чего можно ожидать от изнаночника. Хотя домовые отродясь не творили с людьми непотребств, свойственных остальным жителям Изнанки, но все же были народишком хитреньким, себе на уме, что называется. Овчинная шкура подаренной домовым одежды приятно согревала начавшую уже терять чувствительность кожу, нос же, наоборот, стал стынуть, как и кончики ушей. Алексей поднял огромный, по самую макушку, ворот, сунул руки в просторные рукава, и ему стало намного уютнее.