Книга Огненный глаз Тенгри - Дмитрий Федотов

С прискорбием уполномочены сообщить Вам, что Ваш брат Степан Петрович Крашенинников преставился 26 декабря 1755 года от Рождества Христова в собственной постели и от естественной причины, вызванной ухудшением здоровья.

Настоящим уведомляем Вас, что Вы вступили в права наследства и Вам надлежит получить опись имущества и грамоту на владение в конторе душеприказчика Неклюдова, что на Литейном проспекте в желательные для Вас сроки…» В письме было что-то еще, но Федор не мог читать дальше.

— Как же так?! Степан?!.. Господи ты боже мой! Да что же это деется?!.. — Он метнулся в горницу, потом снова к столу, потом опять в горницу, схватил штаны, одеваясь, закричал:

— Тимоха! Скорей, запрягай Пеструху, мне ехать надобно…

— Куды ж, барин, собрались-то? Аль случилось чего? — засуетился слуга.

— Брат у меня помер!

— Господи Иисусе! Это ж который?

— Ученый. В Петербурге. Я тебе рассказывал… Что стоишь как пень? Беги запрягай!

— Да куды ж вы на Пеструхе-то?! До Питерсбурха, что ли, ехать собрались?

— Балда! К воеводе я…

— Дык, брат-то, поди, давно помер? Федор вдруг замер, потом обессилено опустился на лавку, уронив кафтан.

— И впрямь, чего это я?.. Эх, Степа, Степа… Ладно, пойду хоть свечку за упокой души его поставлю, да сорокоуст закажу.

Федор медленно оделся, нахлобучил лисий треух, сунул ноги в огромные пимы и вышел в снежную январскую круговерть…

Глава 8

Западная Сибирь. Томск 26 июня 20… года

Проснулся я рано. Многочисленные царапины и «клювотычины» немилосердно саднили и чесались, заботливо обработанные Марией с помощью антисептика и водки. Осторожно умывшись, я оглядел в зеркале свою потрепанную физиономию. На удивление повреждений оказалось на порядок меньше, чем я предполагал. Самую большую царапину, через весь лоб, я аккуратно замазал тональным кремом из Машиной косметички. Потом обследовал голову, но нашел лишь две запекшиеся ссадины на макушке и за правым ухом. Исцарапанные руки пришлось замаскировать длинными рукавами рубашки. День снова предполагал быть жарким, и я заранее настроился на испытание. В общем и целом, потери, понесенные мной вчера вечером, выглядели неприятными, но терпимыми.

— Могло быть и хуже, — сказал я своему отражению. — Благодари судьбу в лице этой замечательной женщины, что спит в твоей постели!

Я немедленно согласился с замечанием, тихонько вернулся в комнату, оделся и, коснувшись губами бархатной щечки Марии, тенью выскользнул за дверь.

В университет я примчался ни свет, ни заря, бросив в квартире свою спасительницу полусонной и недоумевающей. Лекции Крюгера начинались всегда ровно в девять часов, поэтому уже в 8:30 я дежурил возле дверей малого лекционного зала. Простояв минут пять, я вдруг сообразил, что профессор, должно быть сначала зайдет на кафедру — чайку выпить, записи свои полистать.

Поймав за рукав какого-то субтильного студиозуса, я грозно спросил, где находится кафедра отечественной истории. Мальчишка увлеченно слушал свой плеер, поэтому проигнорировал мои гримасы и поцарапанную физиономию, молча показал три пальца и ткнул указательным в потолок.

На третьем этаже царило утреннее запустение. Почти все двери еще были закрыты, но коридор уже залил золотистый свет из огромного, под потолок, окна в торце. Пара дверей все же оказались распахнуты, и на одной из них поблескивала строгая табличка «Кафедра отечественной истории. Доцент Кривоногов В.И.». Я вежливо стукнул костяшками по косяку и кашлянул.

— Да-да, входите! — раздался из глубины комнаты бодрый тенорок.

Мне пришлось сделать пару-тройку поворотов мимо стоявших «елочкой» высоких книжных шкафов, прежде чем я очутился в самом кабинете. Навстречу откуда-то сбоку выскочил маленький юркий человечек, лысый, в легкомысленной «гавайке» и парусиновых брюках. Самой запоминающейся деталью на его лице были очки — круглые, в массивной роговой оправе. По-моему, такие носили лет сто назад. Человечек улыбнулся от уха до уха и протянул мне сухонькую лапку:

— Доцент Кривоногов! Очень приятно!

— Журналист Котов. — Я решил сохранить деловой вид и сдержанно поинтересовался: — Профессор Крюгер скоро придет?

— Минут через пять. А у вас к нему какое-то дело? — он с сомнением оглядел мою подпорченную воронами физиономию.

— Он мне назначил встречу.

— Тогда присаживайтесь, а я с вашего позволения отлучусь ненадолго. — И он выкатился из кабинета прежде, чем я успел возразить.

Исполнять роль сторожа мне вовсе не улыбалось, а доцент даже не удосужился спросить мои документы. Вот она, извечная ученая безалаберность! А если я сейчас украду какую-нибудь ценную рукопись?..

Впрочем, оглядевшись, я сообразил, что Кривоногов особенно ничем и не рисковал. Кругом громоздились многочисленные папки для бумаг и скоросшиватели — все пыльные и серые, ни за что не разобраться без хозяина! В шкафах, правда, стояли разнокалиберные массивные тома и фолианты с тусклыми, полустертыми корешками. Но и в них мог сориентироваться только знающий человек. Я же таковым не являлся, и, видимо, доцент понял это с первого взгляда.

От скуки и тишины я подошел к столу и принялся листать раскрытый толстый журнал, оказавшийся историческим альманахом.

Мое внимание привлекла статья со странным названием «Этно-исторические особенности и различия обрядовых камланий родовых шаманов северных шорцев (абинцев)». Я начал читать и вдруг наткнулся на текст, будто специально помещенный здесь в ответ на мои вчерашние мысли:

«…В мире духов, на их территории или в их присутствии считалось опасным проявить свою человеческую сущность: подать голос, отозваться на имя и т. п. — «отчуждаемые» части человека могли стать добычей существа иного мира, стремящегося тем самым как бы восполнить свою ущербность.

Иной мир давал знать о себе не только подражанием речи человека; диапазон его звучания был много шире. Угли в очаге, потрескивая, сообщали о настроении духа огня, звон колец тагана предвещал появление гостя… Кормосы (злые духи) могли мяукать, кричать совой или подавать утробный голос. Услышать подобное человеку считалось дурным предзнаменованием…

«Что ушам будет слышно, то и глазам будет видно», — гласила шорская пословица, ставя знак приблизительного равенства между слышимым и видимым…»

Ёлы-палы! Так вот почему мне привиделся вчера этот коршун на тополе! Я услышал шум крыльев, подсознание мгновенно по ассоциации выдало зловещий образ Ялкыны-тилгэна, о котором в последнее время поневоле приходилось много думать, и — пожалуйста! Материализация духов и раздача слонов, как говаривал когда-то великий комбинатор. Ведь, по сути, и Огненный Коршун, и Небесный Пес — кормосы и есть!

Но с другой стороны, нападение птиц — реальность. Причем неспровоцированное нападение. Или нет?.. Мария говорила вчера, что Белый шаман (ладно, будем пока считать Геннадия таковым), имеющий родовой саклагыч, освященный предком-шаманом, способен в какой-то степени управлять поведением тотемных животных и птиц. Но ведь у Геннадия оберег был в форме головы волка?..