Книга Дабог - Андрей Ливадный

— Да ты с ума сошел?

— Нет, не сошел. Пусть почувствует, что такое земля, ответственность. Ей надо это ощутить, то, что она тут хозяйка, это ее дом, ее жизнь. Оля не ощущает своей ответственности, не понимает, что выросла. Она продолжает играть в детство.

— Но почему сейчас?

— Потому что завтра опять начнутся разговоры, прения, — хмуро ответил старший Полвин. — Маша, пойми, в ней сейчас максимализма — во! — Николай раздраженно чиркнул себе ребром ладони по горлу. — Не хватало нам поссориться… — невесело добавил он и вдруг сообщил: — Я поговорил с Сергеем, он будет навещать ее каждый день. Заодно отношения свои выяснят.

Жена грустно посмотрела на него, кивнула, соглашаясь с логикой, которая прозвучала в словах Николая, но в душе противилась, не хотела…

— Нет, Коля, я, конечно, понимаю, но почему ночью, тайком? — спросила она.

— Так будет лучше, — отрезал Николай. — Она должна понять, что для нее значим мы, этот дом, наш уклад жизни. Маленькое потрясение учит ровно так же, как и большое. А свой отъезд объясним ей просто — вызвали нас в город, срочно. Прямо посреди ночи. Такое ведь уже бывало, верно?

— Бывало…

— Ну так собирайся. Часа тебе хватит, надеюсь?

* * *

Рой падучих звезд, что промелькнул в сереющем вечернем небе за спиной Сергея Воронина, был не чем иным, как группой спускаемых аппаратов, выпущенных с борта линейного крейсера «Тень Земли».

Военная техника никогда не признает ни комфорта, ни какой‑либо заботы об окружающем ее мире. Чаще всего конструкции военного плана ориентированы исключительно на функциональность.

Пять тяжелых раскаленных аппаратов, чья обшивка светилась малиновым жаром и облетала черными хлопьями отслаивающегося покрытия, с тяжким, равномерным стоном покалеченной земли вонзились в почву, один за другим, так что лязгнули зубы у заключенных внутри людей, полетел дымящимися ошметьями выбитый тяжкими ударами лесной дерн, с треском повалились, ломаясь как спички величественные сосны, которые глухой стеной стояли по краю избранной для посадки лесной поляны, и жадный огонь тут же занялся, голубыми чертиками переметнувшись с раскаленной обшивки спускаемых аппаратов на тщательно оберегаемый людьми лес…

Впрочем, разрастись лесному пожару не дали.

Огонь злобно метнулся по низу, мгновенно набирая гудящую силу, расходясь пятью палеными кругами от врезавшихся в поляну модулей, но сколь ни стремителен был его порыв, дорваться до поваленных посадкой сосен ему не удалось, — в башенных выступах спускаемых аппаратов тут же открылись диафрагменные сопла, и тугие струи пены щедро ударили вокруг, сбивая не успевшее набрать силу пламя.

Лес стоял вокруг глухой, мрачный, смыкаясь недоброй сумеречной стеной вокруг поляны, на которую уже возвращался полночный мрак. Люди впервые пришли сюда не с добром, и казалось, что деревья чувствуют это.

Те, кто погасил пожар, заботились не о лесе. Они действовали исключительно ради маскировки.

Минуту или две над поляной стояла мертвая, ненатуральная тишина, в которой был слышен лишь отдаленный плач перепуганной пичуги. Потом что‑то щелкнуло, и пространство вокруг врезавшихся в землю модулей залил белый прожекторный свет.

Глухая стена деревьев не пустила его дальше границ поляны.

Спасенный лес работал на пришлых, не давая увидеть со стороны, что же творится тут, вобрав меж своих стволов достаточно тьмы, чтобы скрыть место посадки… Сверху, у самых макушек старых сосен, что‑то замерцало — это бортовые системы ведущего модуля выбросили фантомный экран, — теперь над поляной отсутствовало даже зарево, — свет включившихся прожекторов потерялся, наглухо скрытый маскировкой…

Пять тяжелых десантных модулей возвышались над покрытой клочьями желтой пены почвой, словно небрежно оброненные сюда с темных ночных небес исполинские яйца легендарной птицы Рух…

Потревоженный лес нервно шумел, роняя хвою, словно ждал — что же за птенцы вылупятся из этих зловещих яиц?..

Ждать оставалось совсем недолго.

Обугленный дерн поляны еще впитывал в себя желтоватую пену, когда с дребезжащим звоном отскочили замки аппарелей и броня пяти исполинских яиц вдруг начала трескаться, расходясь остроугольными сегментами…

Основу каждого «яйца» составлял толстый стержень десяти метров в длину и около метра в поперечнике. Обшивка модулей продолжала расходиться в разные стороны, ложась на дерн лепестками‑сходнями, только донце каждого из пяти «яиц» и соответственно макушка оставались неподвижны. Вверху находилась кабина управления, внизу — силовая установка. Свободный объем внутри спускаемого аппарата был отдан под полезный груз, который располагался на шести остроугольных площадках, примыкавших своими вершинами к монолитному центральному стержню.

В ярком свете прожекторов на поляне происходило зловещее таинство, какого не видели тут с того момента, как три с половиной века назад на материк опустилась сверкающая сфера колониального транспорта…

…В рубке управления боевой серв‑машиной нежным, голубым светом вспыхнули экраны центральной консоли, и тихий, идущий из ниоткуда голос доверчиво сообщил пилоту:

— Активированы функции серводвигателей. Тестовая проверка займет минуту десять секунд…

Этот голос не был характерен для бортового компьютера. В рубках, приходя в себя после динамического удара, вызванного достаточно жесткой посадкой, вяло шевелились пилоты. Все они были такими разными, что их объединение в боевую группу казалось случайностью. И такими же разными, не похожими друг на друга оказались запрограммированные голоса их машин.

— Шевелитесь, ублюдки! — внезапно раздался по каналу общей связи хриплый, надтреснутый голос лейтенанта Сейча. — Растащились, смотреть тошно!.. — грубо прикрикнул он, подавая пример своим подчиненным. Его машина первой приподнялась, распрямляя поджатые, как ноги кузнечика, ступоходы, и, нервно завывая двигателями, спустилась по выдвинутой аппарели на обугленный дерн поляны.

Андрей Рощин (это его бортовому компьютеру принадлежал тихий, доверчивый голос) огляделся вокруг, щелкнул несколькими переключателями на расположенных перед ним скошенных консолях управления и произнес в укрепленный на ободке мягкого шлема коммуникатор:

— Ноль‑семь закончил тест. Начинаю движение.

Рубка серв‑машины чуть покачнулась; внизу, под креслом, с тихим воем заработали гироскопы. Бледно вспыхнуло поле пассивной защиты, обозначив свой контур призрачным, неживым светом, какой иногда можно заметить на старых кладбищах возле осыпавшихся могил.

Андрею было немного не по себе. Ведь он впервые ступал на землю живой планеты…

У каждого, даже у захватчика, есть своя жизнь, своя судьба…

* * *

…Со спутников Юпитера хорошо видны звезды.

Андрей Рощин, заключенный под номером 12/64, имел возможность смотреть на них только урывками, украдкой, когда конвоир каждое утро проводил их группу по коридору тюрьмы от одной бронированной двери, за которой оставались камеры, до другой, где начинался спуск вниз, в печально знаменитые шахты Ио…