Книга Мессалина. Трагедия императрицы - Ирена Гарда

— Ну вот, — брюзжал один старый патриций на ухо другому, — где это видано, чтобы свадебная церемоний проходила в доме жениха, а не невесты, и с ее стороны не присутствовало ни отца, ни матери, ни опекуна. И куда мы поведем невесту, если она уже в доме жениха? А без шествия с факелами и песнями свадьба — не свадьба. Пока брак не оглашен, он и не брак вовсе, а так, обычная пьянка.

— Ну что ты разнылся, право слово! А то, что невеста — замужняя женщина, тебя не удивляет? — ответил тот вопросом на вопрос.

— Ну, об этом я вообще не говорю, — махнул его собеседник дрожащей рукой. — Может, теперь так принято у молодежи… Два мужа, две жены… Чудно это все, ты не находишь?

— Лучше ешь и помалкивай, — последовал ответ. — Если принцепс не пресек это безобразие, то и нам не следует обсуждать молодых… За жениха и невесту! — поднял он кубок. — Пусть им никогда не наскучит спальня!

С радостным гомоном и смехом остальные гости поддержали тост. Главное — чтобы было что выпить и чем закусить, а уж повод — дело десятое!

* * *

Однако совсем уж пренебречь традициями Мессалина не могла и не желала. После пира она заставила выйти всех на улицу и там, словно придя из отчего дома, добросовестно полила дверной косяк и украсила его шерстью и только потом вспомнила о трех ассах, один из которых надо было пожертвовать домашним ларам, второй — дать мужу, а третий отнести на алтарь находившегося по соседству перекрестка.

Среди гостей началась суматоха — все искали несчастные монетки, но откуда у римской знати могут быть медяки? Пришлось двум приятелям Силия заскочить в дом и попросить у слуг мелочь. Среди сразу протрезвевшей компании пошел шепоток, что, мол, дурная примета забыть деньги для освященного веками ритуала. Домашние лары могут обидеться — и тогда жди беды. Наиболее суеверные гости начали потихоньку выбираться из толпы и, отойдя в сторонку, быстро исчезать в паутине улиц. Бегство чуть не стало повальным, но в это время появились размахивающие монетками друзья жениха, и брачная церемония пошла своим чередом.

Наконец, вернувшись от перекрестка к порогу своего дома, Силий подхватил Мессалину на руки, внес ее в дом и захлопнул дверь. Тяжело дыша, они молча стояли друг перед другом, не зная, продолжать ли обряд или закончить странную свадьбу. Сердце женщины разрывалось от отчаяния: она так хотела, чтобы этот день стал самым счастливым в ее жизни, и сама же его испортила. Не будет им теперь счастья в браке, да и самого брака, наверное, тоже. С трудом решившись, она робко подняла глаза на Силия, боясь увидеть в них осуждение или, того хуже, холод:

— Ты не сердишься на меня за эти проклятые ассы?

— Не говори глупости. — В его голосе послышалась нежность. — Давай лучше продолжим обряд. Мы же его не закончили.

С этими словами он протянул ей чашу с водой и горящий светильник, предусмотрительно поданные Порцией.

— Передаю тебе огонь и воду, — торжественно проговорил Силий, — и признаю моей женой, пока смерть не разлучит нас.

Протянув дрожащие от волнения руки, Мессалина взяла дары:

— Благодарю тебя, мой супруг, и клянусь быть твоей верной женой, пока смерть не разлучит нас.

Ее голос прервался, и Силий, уже на правах мужа, заключил ее в объятия.

* * *

Клавдия не было в городе, и Мессалина позволила себе не возвратиться во дворец, чтобы насладиться всеми прелестями первой брачной ночи с молодым мужем. Конечно, по-настоящему муж был не муж и свадьба — не свадьба, но ночь-то была первая! Невзирая на пренебрежительное отношение к Клавдию, императрица никогда не позволяла себе ночевать вне дворца, но сейчас Мессалине было все равно. Ее словно утлую лодку сорвало с привязи, и бурные волны страсти несли ее в открытое море. Она потеряла всякую способность здраво оценивать события и твердо верила, что осталось еще чуть-чуть, не больше недели, и Рим признает нового принцепса. То, что Клавдий не сдастся без боя, а преданные ему преторианцы не дадут заговорщикам даже выйти на улицу, не приходило ей в голову.

Лежа в тепло натопленной спальне в объятиях Силия, она то начинала рассказывать ему о том, какие изменения надо будет произвести в Риме, то мечтала вслух о том, сколько родит умных и красивых детей. Только под утро, смежив усталые веки, она тихо задремала, улыбаясь во сне. Что у нее есть законный муж, который вскоре возвратится в город, она не вспомнила ни разу.

* * *

Но если Мессалина не желала мириться с реальным положением дел, то во дворце было множество людей, хорошо понимавших, к чему ведет эта странная свадьба. В Вечном городе запахло гражданской войной, самым страшным проклятием, которое только может постичь государство.

На рассвете, когда добропорядочные граждане только протирали глаза ото сна, по еще сумрачным улицам проплыли носилки, которые рысью тащили взмокшие носильщики. Добежав до заставы преторианцев, стоявших на карауле у Палатинского дворца, они с облегчением опустили портшез, из которого резво выскочил Нарцисс. Поминая недобрыми словами Суллу, Марка Антония и Мессалину, он быстро заковылял во дворец, где его уже ждали встревоженные Каллист и Паллант.

— Она все-таки решилась на это и, более того, осталась ночевать у Силия! — выпалил императорский секретарь, едва переступив порог. — Я придушу ее своими руками! Шелудивая сука! Что будем делать, а, любители выжидательной политики?!

Осунувшийся Паллант, который провел ночь, обсуждая с Агриппиной возможные последствия дикой выходки рехнувшейся от страсти императрицы, пожал плечами:

— Видимо, самое правильное — это поставить в известность Клавдия. Ты можешь кипятиться сколько хочешь, но Мессалина — императрица, а ты всего лишь вольноотпущенник, пусть даже самый богатый во всей Империи. Да и принцепс может простить свою супругу, как уже не раз бывало.

— Что же нам, ждать, что ли, пока она со своими приспешниками захватит Палатин? Думаешь, у этой портовой шлюхи нет сторонников в городе? Не буду показывать пальцем, но один знакомый нам всем сенатор даже носит на шее ее башмачок.

— Ждать, конечно, не стоит, но если ты думаешь, что я буду тем самым черным вестником, который побежит к Клавдию в Остию, то не на того напал! Я еще не сошел с ума, чтобы влезать в эту кашу.

Разъяренный Нарцисс повернулся к Каллисту, молча разглядывавшему висевшую на стене карту Империи:

— А ты что молчишь? Или уже прикидываешь, как бы подороже продаться новому императору? В свое время продал Калигулу, а теперь собираешься переметнуться к Силию?

— Не ори ты так, — поморщился тот, массируя себе виски. — У меня раскалывается голова, а ты хочешь, чтобы я принимал судьбоносные решения? Лучше позови кого-нибудь, кто сможет мне размять загривок. Может быть, тогда я смогу разумно мыслить и предложу что-нибудь стоящее. А пока от твоего визга у меня даже мушки в глазах поплыли.

От неожиданности Нарцисс действительно замолчал и только переводил взгляд с одного императорского советника на другого.