Книга Хорошее настроение - Наталья Нестерова

Они говорили: «Все провинциалки хотят заполучить наших мужиков, наши квартиры». Еще говорили про кого-нибудь – ну что с нее взять, она же из Рязани… Я не понимаю, «она из Рязани» – это что, и есть главная характеристика человека? Ну как может географическое положение определять ум и все остальные достоинства? Но это был факт – определяло. А я вообще из Волковыска, еще хуже…

Знаешь, как они про меня говорили? «Прасковья из Мухосранска». Они даже город не запомнили! А еще они говорили, что я «Спецпрасковья», потому что я поступила вне конкурса. «Спецпрасковья»… Стыдно-то как, представляешь?

Господи, я же больше всего на свете хотела, чтобы они со мной дружили! Я хотела быть, как они, самой лучшей! Я ведь у нас в городе была самая лучшая, а здесь, у вас, как зачумленная!

Ну я же не дура, понимала, что сама подставляюсь, показываю, что так сильно их хочу. Могла бы не зацикливаться на них, найти других друзей, я ведь в общаге жила, там все были иногородние, я могла с ними дружить. Но они же были не самые лучшие. Я тогда прямо зашлась, не могла разжать зубы, как бульдог. Я же привыкла всего добиваться, ну, я и решила – сдохну, но добьюсь… Может быть, мне лучше было бы поступить в строительный или в медицинский? Или вообще в Москву…

Вот мой список, смотри… первое: не восхищаться красотами города. Не говорить «ах, Невский, ах, мосты, ах белые ночи, ах, все…» Кто говорит «ах, как красиво!», тот точно из провинции! Ну, второе, конечно, – говорить правильно. Нет, ну ты скажи, разве я сейчас говорю неправильно?!

Ну, я сначала думала, что говорю нормально. У нас в Волковыске почти никто не говорил по-белорусски, и я никогда белорусских слов не употребляла… У меня вообще пятерка была по русскому, и олимпиаду я выиграла… письменную.

Преподавательница фонетики на первом занятии сказала, что может определить любой акцент. Сказала, что я цекаю – например, вместо «понимаете» говорю «понимаеце». Спросила меня: «Вы из Западной Белоруссии?» А я отвечаю: «Ну». Не «да», а «ну». У нас так все говорили, я просто не замечала.

Ведь у меня сейчас нет акцента?.. Сейчас я вообще не говорю «ну», правда? Или ты все-таки замечал?

Андрей покачал головой – не замечал.

– Ну, это я много занималась. С преподавателем из театрального работала на речью, над русской, не над английской. Он меня научил говорить «Слушай?». Я говорила: «Слышишь, дай мне то-то», – а правильно: «Слушай, дай мне то-то». Я целый год занималась, денег у меня было достаточно, деда присылал и деньги, и еду, сало, колбасы свои… Ты любишь сало? Я ужасно люблю, прямо вся дрожу… Знаешь, как у нас делали – чесночок, хрен развести в теплой воде, перчик и держать два дня под грузом…

Что еще? Не говорить «не за столом будет сказано» и «пойти в одно место», не говорить про periods, про месячные то есть, «праздники пришли»…

Еще вот – не хлопать первой в филармонии. Один раз я в филармонии захлопала в перерыве между частями, а больше никто не захлопал, и я так и замерла с поднятыми руками, сделала вид, что всплеснула руками от восторга и замерла…

Вот еще – не переобуваться в театре, можно остаться в сапогах… А на дачу, наоборот, нужно в сапогах. Один раз Марина с французского отделения пригласила меня на дачу в Солнечное, сказала, все будет в узком кругу. Я приехала в туфлях на каблуках, а все были в резиновых сапогах. А я думала, в резиновых сапогах нельзя. Все смеялись. Теперь смешно, что я такая была дура, ничего не понимала, как будто у меня треугольная голова…

Потом знаешь что? Вот, у меня отмечено – нужно узнавать заранее про все.

У них какая-то своя жизнь была, они все куда-то ходили, куда я не знала… Всего один раз они меня пригласили, сказали – пойдем в Домжур, я постеснялась спросить, где это. И не туда пришла, а потом прибежала на Невский в Дом журналистов, а туда пропуск нужен, меня и не пустили. А больше они меня не звали.

Ну, один раз меня Аня со скандинавского отделения взяла в гости. В этой компании все были совсем другие, чем я, я даже их шуток не понимала… Но они были не такие презрительные, как девочки с филфака. Не стеснялись говорить, как они любят Питер и русскую культуру, читали стихи, пели смешные песни. Я сказала – жалко, что у нас на филфаке таких нет. Они засмеялись, сказали – нам тоже жалко, что у вас на филфаке нас нет. Спросили – ты что, дикая, не знаешь, что евреев в университет не принимают?.. Они все были евреи. Я бы хотела с ними дружить, но Аня больше меня с собой не брала, а сама я ни с кем не успела подружиться…

Я знаешь чего не могла понять? Я потом Аню спросила – как это получилось, что они все евреи? Это случайно вышло или они друг друга как-то узнают? Как они определяют, когда знакомятся, что они евреи? Аня сказала, по внешности, по фамилии, по особой манере шутить, а вообще это неуловимо. А у нас в Волковыске не было евреев, откуда мне знать?..

Вот ты, когда с кем-нибудь знакомишься, ты знаешь, что он еврей? Сейчас-то я уже умею определить, кто еврей. Вот, например, Ольга, – она еврейка?

– Молодец, – улыбнулся Андрей, – Ольга да, еврейка.

– А вот у меня еще написано – не умничать. Они много меньше меня знали, и про живопись, и про все, я же всю городскую библиотеку перечитала… Но я жутко стеснялась чего-нибудь не знать, а они нет. Оказалось, нельзя много знать, это тоже провинциально – умничать… Все время что-то оказывалось. Они все знали то, чего я не знала, а то, что я знала, не годилось. Ну, в общем, наши знания не совпадали.

– Может, тебе все это казалось? – с сомнением в голосе спросил Андрей. – Может, ты все это сама придумала?..

– Ничего мне не казалось… Смотри, у меня еще был пункт «не отбивать чужих мальчиков»… а остальные пункты я сейчас добавляла, когда мы приехали с Максом… – сказала я.

– И что же ты добавила? – поинтересовался Андрей. – Не спать с чужими мужьями?

Я засмеялась и еще немного поплакала от смеха и от всего, что так на меня накатило, и Андрей повез меня домой.

Макс поехал к своим родителям за Юлькой, он там всегда долго сидит, ужинает, телевизор смотрит. У нас еще оставался час, может, час двадцать, но час точно.

…А дома произошло кое-что очень странное.

Сначала мы пили чай и разговаривали.

…Ну, были, конечно, вещи, которые уж слишком обидные, чтобы рассказывать, но я ему рассказала.

На то, чтобы стать «самой лучшей», как девчонки с филфака, у меня ушел год, весь первый курс. А осенью я приехала в Ленинград и решила – раз вы так, плевать мне на вас, я вас с другой стороны обойду. Я же красивая, я была в сто раз лучше их всех!.. Вот и решила, раз мне девочек не взять, тогда возьму парня – лучшего на курсе, и так им всем докажу!..

Димочка мне, кстати, не казался таким уж лучшим, он мне даже не очень нравился, но они его считали самым лучшим. Девчонки говорили о нем «умереть не встать» – по-моему, глупости, ничего не умереть, вообще ничего особенного, худой такой, как былинка, вялый, спать с ним было как будто с макарониной…