Книга Страна призраков - Уильям Гибсон

Надо было завести себе вторую профессию, запоздало прозрела Холлис. Не считать же карьерой нынешнее участие в махинациях любознательного рекламного магната, как и все, что может предложить ей «Синий муравей». С неохотой, однако пришлось признать: Холлис всегда тянуло к писательству. В лучшую пору «Кёфью» она, не в пример подавляющему большинству коллег, ловила себя на желании оказаться во время интервью по другую сторону микрофона. Нет, не то чтобы ей хотелось задавать вопросы музыкантам. Будущую журналистку завораживала возможность понять, как и что совершается в мире и почему люди предпочитают совершать те или иные поступки. Стоило ей о чем-то написать, и приходило новое понимание – не только события, но и самой себя. Если бы можно зарабатывать этим на хлеб, служба контроля ASCAP[112]оплатила бы остальное, и еще неизвестно, каких высот достигла бы Холлис.

В дни «Кёфью» она сочинила несколько статей для «Роллинг Стоун» и кое-что для музыкального журнала «Спин». Кроме того, вместе с Инчмэйлом состряпала обстоятельный обзор истории «Mopars»: оба любили эту гаражную группу шестидесятых, хотя потом так и не смогли отыскать желающего заплатить за публикацию. Правда, в конце концов исследование напечатали в фирменном журнале магазина звукозаписей, принадлежавшего Джардину. Вот, пожалуй, и все, что извлекла Холлис Генри из этого предприятия.

Теперь Инчмэйл наверняка летел в Нью-Йорк бизнес-классом, развернув на коленях «Экономист» – издание, которое он читал исключительно в небесах и клялся, что всякий раз, едва ступив на землю, безнадежно забывает каждое слово.

Холлис вздохнула:

– Ну и пусть, – сама не зная, что имеет в виду.

Перед глазами возник монумент, посвященный Хельмуту Ньютону: девицы из нитрата серебра, овеянные оккультными ветрами судьбы и порнографии.

– Ну и пусть, – повторила она и заснула.

* * *

Открыв глаза, она не увидела солнечных бликов на краях многослойных портьер. Значит, уже вечер. Холлис по-прежнему лежала в своей норе, но уже не нуждалась в ней так, как раньше. Тревога слегка рассеялась: конечно, туча не ушла за горизонт, зато сквозь нее проглянули лучи любопытства.

Интересно, где Бобби Чомбо? Неужели его со всем добром забрали, как выражается Инчмэйл, в отдел Самопальной Безопасности? За сомнительное участие в заговоре по нелегальному провозу оружия массового поражения? Журналистка припомнила странных уборщиков – и отбросила эту мысль. Скорее парень ударился в бега, а кто-то ему серьезно помог. Явилась бригада, перетащила оборудование в белый грузовик и увезла Бобби неизвестно куда. Возможно, на соседнюю улицу, кто знает? Но если хитрец ускользнул от Альберто и прочей братии от искусства, может ли Холлис надеяться на новую встречу?

А где-то, размышляла она, глядя на тающий в темноте потолок, прятался мифический контейнер. Длинный прямоугольный ящик из... Из чего их изготовляют, из стали? Ну да, разумеется. Когда-то в Дерри, в сельской местности, Холлис переспала с архитектором из Ирландии; они делали это прямо в контейнере, который был превращен в мастерскую. Гигантские окна, прорезанные автогеном, фанерные рамы... Точно сталь. Ирландец еще рассказывал, как снимал тепловую изоляцию; в ящиках попроще якобы собирались капельки от дыхания.

Прежде Холлис не приходило в голову задумываться о грузовых контейнерах. Это одна из тех вещей, которые время от времени видишь на полном ходу с автострады, обычно сложенные аккуратными стопками, словно кирпичики «Лего» для робота Одиль; всего лишь часть современной реальности, слишком обыденная, чтобы о ней размышлять или задаваться вопросами. В последнее время что только не путешествует по миру в таких ящиках. Что угодно, кроме сырья вроде угля или пшеницы. Вспомнились последние сообщения о грузах, утерянных в шторм. Тысячи резиновых уточек из Китая, жизнерадостно подпрыгивающих на волнах. Или теннисные туфли. Что-то про сотни левых теннисных туфель, которые вынесло на пляж: правые плыли в отдельной таре, во избежание мелкого воровства. А еще кто-то с яхты, в Каннской гавани, рассказывал пугающие истории о трансатлантических путешествиях; дескать, смытые за борт контейнеры сразу не тонут, а невидимо и беззвучно плавают неподалеку от поверхности, грозя морякам настоящими бедствиями.

Похоже, Холлис по большей части переросла свои прежние страхи. Теперь она готова была признаться: ее разбирало жгучее любопытство. Самое жуткое в этом Бигенде, определила для себя журналистка, это шанс раскопать что-нибудь этакое. Ну и куда потом деваться? Существуют же вещи, которых лучше не видеть и не слышать? Конечно, существуют, решила Холлис, но все дело в том, кому известно, что вы раскопали.

Тут послышался легкий сухой шорох: кто-то просунул под дверь конверт. Знакомый еще по гастрольной жизни звук разбудил в крови допотопный страх, дремлющий во всех млекопитающих, – страх перед вторжением чужака в родное гнездо.

Холлис включила свет.

В конверте, который она подняла с пола, оказалась цветная распечатка на простенькой бумаге – снимок белого грузовика, стоящего возле фабрики Бобби Чомбо.

Журналистка перевернула фото. На обороте почерком Бигенда, смутно напоминающим ассирийскую клинопись, было выведено: «Я в фойе. Надо поговорить. Х.».

Любопытство. Пора утолить хотя бы часть этой жажды. К тому же, как осознала Холлис, настало время определиться, стоит ли ей продолжать игру.

И она отправилась в ванную комнату – готовиться к новой встрече с Бигендом.

39Изготовитель орудий

Милгриму вспоминалась Юнион-сквер двадцатилетней давности. Место, усеянное мусором и поломанными скамейками, где даже труп легко затерялся бы между застывшими, согбенными телами бездомных. В те дни здесь вовсю торговали дурью – как раз тогда, когда было не нужно, – зато теперь открыли «Барнс энд Ноубл»[113], «Серкит-сити»[114], «Virgin», а вот Милгрим, пожалуй, все это время катился с такой же скоростью, только в противоположном направлении. Подсел – ну да, чего уж лукавить, – подсел на таблетки, которые подавляют напряжение в самом зародыше, а взамен ежедневно грозят уничтожить личность единым внутренним взрывом.

Как бы там ни было, думал Милгрим, лишняя доза японского медикамента, которую он сегодня позволил себе, несомненно, прояснила душу и разум, не говоря уж о неожиданно погожем дне.

Браун остановил серебристую «короллу» неподалеку от Вест-Юнион-сквер и сообщил на свой ларингофон (ну или внутренним бесам), что «красные номер один» прибыли вовремя. Не очень удачное место для парковки, однако мужчина достал с пола свою черную сумку, вытащил два удостоверения официального тускло-серого вида, заключенные в конверты из прозрачного желтоватого пластика. Заглавные черные буквы, рубленый шрифт: «Управление городского транспорта». Браун лизнул большой палец и, смазав слюной присоски, прилепил документы к ветровому стеклу прямо над рулем. Потом опустил сумку на крышку лэптопа. И повернулся к Милгриму, держа наручники на раскрытой ладони, словно предлагал товар на продажу. Браслеты ничуть не блестели, точь-в-точь как и прочие любимые безделушки Брауна. Интересно, делают ли наручники из титана, мелькнуло в голове Милгрима. Если нет, значит, это искусная имитация, вроде поддельных «Окли»[115], которыми торговали на Канал-стрит.