Книга Будда на чердаке - Джулия Оцука

— Интересно все-таки, куда она подевалась, — сказала она.

— А какая она была?

— Самая обычная жемчужная сережка.

— Может, закатилась под сиденье, — предположил мальчик.

— Может быть, — кивнула мать. — Так или иначе, ее уже не найдешь. Вещи иногда теряются, и с этим ничего не поделаешь.

Мальчик поднял с пола седой волос и поднес к лампе. Мать посмотрела на сына, на волос в его руке и выключила свет. Какое-то время они стояли в темноте и наблюдали, как снег надает на крыши соседних бараков. Он был белый, чистый, пушистые хлопья кружились, подхваченные порывами ветра.

— Ни к чему было надевать серьги в дорогу, — сказала мать. — Совершенно ни к чему.

Утром снег превратился в жидкую грязь, резкий ветер пронзал пустыню насквозь.

— Оденься потеплее, — сказала мать мальчика.

Она вырвала несколько страниц из каталога «Сирс» и заткнула мятой бумагой щели в стенах. Отверстия, оставленные выпавшими сучками, закрыла крышками от железных банок. Принесла ведро угля, набрав его в куче, которая неизвестно как появилась посреди лагеря, и разожгла огонь в печи. Когда комитет по делам эвакуированных объявил, что будет распродавать излишки обмундирования, оставшиеся со времен Первой мировой войны, мать мальчика отстояла в очереди два часа и купила несколько пар хлопчатобумажных кальсон, меховые наушники и три морских бушлата сорок четвертого размера.

Мальчик надел один из этих бушлатов и посмотрел на свое отражение в зеркале. Волосы у него были длинные, лохматые, лицо потемнело на солнце. Полы бушлата свисали ниже колен. Мальчик прищурил глаза и оскалился.

Провел рукой по жесткой шерстяной ткани, нашел в ней дырку и сунул в нее палец.

— Наверное, моль проела, — сказал он.

— А может, это от пули, — предположила девочка.

Мать достала иголку и катушку толстых черных ниток. Надела наперсток.

— Посмотрим, что можно сделать, — сказала она.

Температура воздуха упала до десяти градусов. До пяти. Несколько раз она опускалась до минус двадцати. Тонкие ветви деревьев покрылись ледяной коркой, а простыни, сушившиеся на веревках у прачечной, промерзли насквозь и стали жесткими и негнущимися.

«Это замороженные белые паруса», — думал мальчик, глядя на них.

Настал день, когда ветер подул в другом направлении. Он был такой сильный, что несколько раз сбил мальчика с ног. Птицы сбивались с пути и падали вниз. Голодные койоты бродили вдоль проволочной изгороди и сражались с бродячими собаками за отбросы. Один из жителей лагеря исчез, а через три дня его нашли мертвым в десяти милях, в горах. Лицо у мертвеца было спокойное, на губах застыла улыбка, глаза были плотно закрыты. Наверное, он просто лег на землю под звездным небом и крепко уснул. Под головой у него лежал аккуратно свернутый кусок красного выцветшего шелка. В руке он сжимал ручку ведра, которую так и не смогли вытащить из его окоченевших пальцев.

Девочка стояла напротив потрескавшегося зеркала и внимательно изучала красное пятнышко на подбородке. Она несколько раз потрогала его пальцем. Пробормотала: «Дорогая, я так хочу тебя поцеловать» — и ответила томным голосом: «Только один раз». Потом нахмурилась, оскалила зубы и стала их рассматривать. Зубы были мелкие, ровные, белые и напоминали блестящие камешки.

Мальчик осторожно похлопал сестру по плечу.

— Что? — спросила девочка.

Она разговаривала не с братом. Она говорила с отражением в зеркале.

— Что?

— Я хотел спросить про лошадиное мясо.

— Что в нем такого интересного?

— Интересно, откуда они его берут?

Девочка поджала губы.

— Из лошадей, откуда же еще.

— Каких лошадей?

Она посмотрела на отражение брата в зеркале.

— Мертвых, каких же еще.

Мальчик повернул зеркало к стене.

Девочка подошла к окну и посмотрела на продуваемые ветром бараки. Вдалеке, у самой изгороди, по голой промерзшей земле катался огромный шар перекати-поля. Иногда лошадиное мясо, объяснила она брату, привозят с ипподромов. Если, например, лошадь во время скачек ломает ногу, ее убивают, а мясо отправляют на консервный завод. Но по большей части на мясо идут дикие лошади.

— В пустыне на них устраивают облаву, а потом убивают, — сказала девочка и спросила, помнит ли он, как они из окна поезда видели мустангов.

Конечно, помнит, ответил мальчик. У них были длинные черные хвосты, густые гривы развевались на ветру. Они мчались по равнине, залитой лунным светом, и три ночи подряд он видел их во сне.

— А теперь мы их едим, — сказала девочка.

Три часа ночи. Глухое время. Время, когда уходят сны. Мальчик лежал с открытыми глазами, смотрел в темноту и думал о велосипеде, который оставил дома, привязав цепью к стволу персикового дерева. Наверное, шины уже спустились. А спицы проржавели. Может, их опутали сорняки. Интересно, ключ от замка по-прежнему лежит в сарае, там, где он его спрятал?

Но больше всего он беспокоился о маленьком железном колокольчике. Отец не успел как следует закрепить его на руле.

— Завтра посажу его на болты, — сказал он.

Это было давным-давно. Много месяцев назад, когда воздух еще пахнул деревьями и свежескошенной травой, а розы только начали зацветать.

— Ты не успел, — прошептал мальчик.

Он не сомневался, что маленький железный колокольчик исчез навсегда.

«Седьмого декабря прошел ровно год с того дня, когда мы с тобой виделись в последний раз. Каждый вечер перед сном я читаю твои письма. Пока что зима здесь стоит мягкая. Сегодня утром я проснулся до рассвета и наблюдал, как встает солнце. Видел, как белоголовый орлан летит в сторону гор. Здоровье мое в полном порядке, после завтрака, обеда и ужина я полчаса делаю разные упражнения. Прошу, береги себя и помогай маме».

Первые четыре дня после ареста отца они не знали, где он. Телефон молчал: агенты ФБР перерезали провода. Они даже не могли снять деньги с банковского счета. «Ваш счет заморожен», — сказали в банке матери. К обеду она по-прежнему накрывала стол на четверых, а каждый вечер, перед тем как лечь, выходила на крыльцо и прятала ключ от дома под горшок с хризантемой.

— Он знает, где лежит ключ, — говорила она.

На пятый день она получила по почте короткую записку из Центра контроля над иммигрантами в Сан-Франциско.

«Вопрос о моей лояльности будет рассмотрен в суде. Не знаю, когда будет слушаться мое дело и сколько предстоит здесь пробыть. Восемьдесят три японца уже отправлены на поезде в неизвестном направлении. Пожалуйста, приезжай как можно скорее».

Мать мальчика сложила в маленький чемоданчик вещи мужа — одежду, полотенца, бритвенные принадлежности, запасные очки, капли от насморка, кусок мыла «Ярдли», справочник первой медицинской помощи — и села на первый поезд, идущий на другую сторону гавани.