Книга Дети белых ночей - Дмитрий Вересов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сами собой явились строки, которые много раз Кирилл повторял, не придавая им никакого особенного смысла. Просто поэтические фантазии Блока. Но теперь они звучали как пророчества. Только пророчества чего? И что вообще значит этот странный слайд?
Сойдут глухие вечера,
Змей расклубится над домами.
В руке протянутой Петра
Запляшет факельное пламя...
Что же там у Блока было дальше? Нет, он сейчас не мог вспомнить. Потом... Потом...
– Марков, давай, запускай Пугачеву. Что ты встал?
– Что это было? Откуда у тебя этот слайд?
– Какой слайд? Последний?.. А! Так, картина одного западного сюрреалиста. Не помню, как его зовут... Давай, давай... По-моему, пока все идет хорошо. Смотри, какие у комсомола красные рожи!..
Марков что-то сказал в микрофон о творчестве советской певицы Аллы Пугачевой, а потом колонки грянули «Все могут короли». В едином порыве, как один, посетители кафе сорвались с мест и пошли танцевать. За столиками не осталось ни одного человека. Такого энтузиазма масс кафе «Аленушка» еще не видело. В центре плясала, высоко подпрыгивая, завотделом Штанько. Она пела, временами перекрикивая Пугачеву. Вокруг нее ходил концентрическими кругами усатый грузин. Инструкторов не было видно... Тут Кирилл вспомнил еще одно четверостишие из этого блоковского стихотворения:
Бегите все на зов! На лов!
На перекрестки улиц лунных!
Весь город полон голосов,
Мужских – крикливых, женских – струнных...
А еще он подумал – что сказал бы на эту тему Евгений Невский?!
На платформе пригородных поездов Выборгского направления стояли уже братья Никишкины. Рядом с ними переминались с ноги на ногу две девицы заурядной внешности, но обязательное условие – всем быть с девушками, таким образом было братьями соблюдено. Близнецы Никишкины учились с Кириллом на одном факультете, они отличались большими способностями по физике и химии, но в их компании котировались невысоко и выполняли, скорее, роль массовки. Недавно Марков узнал, что они играют на гитарах дуэтом, хотя даже настраивать их толком не умеют. Но в определенных условиях это не имело значения. Братья едва успели познакомить Кирилла со своими девушками – тоже сестрами, хотя и не близнецами, и не двойняшками – как за пыльным стеклом подземного перехода показалась шустрая мордочка Сагирова. Костя, конечно, стал дурачиться, стучать в стекло, представлять свою спутницу, пользуясь жестами и мимикой, словно они были там замурованы. Кирилл был не просто знаком с его девушкой, Ириша была лучшей подругой Кисы.
Это произошло в самом начале его диск-жокейства в «Аленушке». Однажды он вышел из кафе в ночной город, не очень довольный своей работой. Кириллу казалось, что сегодня он нес в микрофон откровенную пошлятину, и все присутствующие это понимали. Две яркие девчонки танцевали неподалеку, и в их частых взглядах в окно избушки Кирилл читал насмешку и презрение. Глотнув ночного воздуха, Кирилл решил в следующий раз читать в переходах между композициями стихи Блока и Белого. Пускай девчонки посмеются над странным диск-жокеем. Кирилл представил, как аудитория, заслышав «Я пригвожден к трактирной стойке...», грохнет смехом и разразится матом...
И тут в двух шагах за спиной раздался грохот, после чего он услышал испуганный полудетский, полуженский голосок:
– Ты что, дура, что ли? Ты сейчас весь дом перебудишь...
– А нечего спать в такую ночь,– ответил голос, который можно было бы назвать красивым, даже бархатным, если бы его не портили какие-то фальшивые, неприятные нотки.– Не боись, Ириха...
Опять раздался тот же шум, но теперь Кирилл узнал в нем звук удара ногой по замерзшей водосточной трубе.
– Ой, это вы? – спросил его из темноты голосок, но второй, низковатый, его поправил:
– Вы – диск-жокей Кирилл Марков?
В этот момент в водосточной трубе ухнуло, и под ноги им посыпались осколки льда. Силуэт маленького роста шмыгнул в сторону и даже запрыгал на одной ножке от неожиданности. Вторая девушка хихикнула и шагнула навстречу Кириллу.
– Меня зовут Кис... то есть Света,– сказала она.
Марков почувствовал теплый ветерок на щеке. Ветерок имел запах сладковатых, веселых духов.
– А ее – Ириша,– продолжила девушка, кивая на подошедшую подругу.
От ее невысокой спутницы пахло теми же духами. Кириллу это показалось понятным и смешным.
– Что вы смеетесь?
– Не обращайте внимания, это выходит напряжение. Я ведь совсем недавно стал работать диск-жокеем. Еще не привык.
– А мы подумали, что вы такой опытный... уже мастер. Вы так ловко обращаетесь с песнями. Как у вас получается, что одна плавно переходит в другую? И вы так остроумно говорите про исполнителей... Только слишком быстро, мы ничего не успевали понять. Правда, Ириш?
Белесый свет от первого по дороге фонаря упал на них. Кирилл узнал тех самых девчонок, которые, танцуя, заглядывали к нему в избушку. Про маленькую Иришу сразу подумалось, что по росту она как раз подошла бы Косте Сагирову, который уже заходил на третий круг в штудировании мировой литературной эротики. Пора было идти на посадку. Да и самому Кириллу надо было выпускать шасси. «Такой опытный... уже мастер...» А у мастера, если честно признаться, насчет опыта...
Когда они переходили через ночной Московский проспект, бойкая девушка Света уверенно взяла Кирилла под руку и уже не отпускала его. В эту ночь она привела его в свою однокомнатную квартиру, выделенную ей родителями по случаю поступления в техникум авиационного приборостроения. Она почему-то принимала Кирилла за опытного, умелого в любовных делах парня. Марков так испугался разоблачения, что между первым и вторым поцелуями во всем признался Свете.
– Значит, я буду у тебя первой женщиной! – воскликнула она, как Гюльчатай перед Суховым.– Никогда еще я не была первой женщиной...
«...-космонавтом»,– мысленно добавил Кирилл, уже жалея, что признался в своей девственности и вообще, что притащился к ней на квартиру.
– Ты не бойся,– успокоила его Света,– тебе не будет больно... Я не знаю, полюбишь ты меня или нет,– добавила она вдруг совершенно серьезно, приглушенным голосом, переходя постепенно на шепот,– но ты меня запомнишь на всю жизнь. Такой, как я, у тебя никогда уже не будет...
Она оказалась очень умелой и тактичной в постели, может быть, даже талантливой. Через полчаса Кирилл почувствовал себя совсем другим, совершенно счастливым человеком. Он даже решил, что теперь они со Светой в постели совершенно на равных. Но тут же получил тонкую любовную оплеуху, как заигравшийся котенок от опытной львицы. Ему еще многому предстояло научиться. Но ведь это была не физика и не высшая математика! Кирилл спешил, поначалу сдавая экзамены по этому предмету досрочно, но скоро понял эту тонкую игру со временем, мхатовскими паузами, лирическими отступлениями и, наконец, фантастическим полетом вдвоем над ночным городом.