Книга Неотразимое чудовище - Светлана Алешина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Значит, начнут интересовать потом, — она была неумолима. — И я не собираюсь платить за то, что вы не сможете сделать.
— Почему?!
— Потому что это глупо — пытаться опровергнуть очевидное. Мой сын виновен. И вы с этим ничего поделать не сможете. Как бы нам всем не хотелось обратного…
Ее голос дрогнул, но она взяла себя в руки. Быстро развернулась и вышла прочь из комнаты.
— Я же вам говорил, — тихо произнес Воронцов. — Мы не верим в невиновность Игоря.
— Да почему?
Господи, какая дикая ситуация! Собственные родители не желают поверить в невиновность своего ребенка!
— Потому что он хотел ее убить, — спокойно ответил Воронцов. — Он хотел и сделал это. Что еще я могу сказать? Больше ничего.
Он всем своим видом показывал, что мое дальнейшее присутствие не обязательно.
И все-таки я не хотела так просто сдаваться.
Я протянула ему визитку.
— Тем не менее я очень прошу вас подумать, — попросила я. — И если все-таки вы поймете, что вам и Игорю нужна моя помощь, позвоните. Я буду ждать.
С этими словами я развернулась и, наскоро одевшись, вышла прочь из этого странного дома, где мне не хотели верить.
Впрочем, что мне!
Там не хотели верить даже собственному сыну…
* * *
Я чувствовала себя злой, вымотанной и уставшей. Погруженная в собственное бессилие, я даже не заметила, как добралась до дома. Как будто я проделала безумно тяжелую работу, просто камни перетаскала с одного места на другое — и труд оказался сизифов!
— Сашка, ты выглядишь, как сжатый пряник! — озабоченно сказала мама. — Сережа, ты взгляни на нее только!
Пенс вышел с кухни и, внимательно изучив мою скорбную физиономию, согласился с мамой:
— Да уж, Алекс, твое лицо напоминает похоронную фотографию! Что-нибудь случилось?
— Да так, — отмахнулась я. — Неприятности на работе… Сама виновата. Лезу вечно не в свои дела. Вот и получаю по физиономии, от чего она краше не становится!
Я прошла в свою комнату. Если честно, мне сейчас никого не хотелось видеть. Бывает иногда такое острое желание отшельничества — особенно, когда тебе плохо.
Собственно, почему мне так плохо?
— «Что тебе Гекуба»? — напомнила я себе, глядя в окно.
Если никто не хочет твоей помощи, отойди в тень. А то вон чего дождалась — тебя уже сравнивают с Ксанфом, предлагая «выпить море». «Но его можно выпить, если остановить все реки!»
А тебе это, надо думать, по силам, а?
Дверь скрипнула.
— Саша…
Я обернулась.
На пороге стоял Пенс и смотрел на меня, как собака, которой ужасно хочется помочь хозяину, но она…
Нет, это кретинское сравнение!
— Все в порядке, Сережка! — сказала я, выдавливая улыбку. — Все в абсолютном порядке. Даже начинает подташнивать от стерильности и чистоты…
— Что случилось?
— Да ничего особенного. Просто мне предложили выпить море, и я теперь напряженно думаю, можно ли это сделать. Ты вот как считаешь?
— Честно? — спросил он.
— Естественно, как же иначе?
— Думаю, ты бы смогла, — сказал он с лукавой улыбкой. — Или сумела бы заставить всех поверить, что ты это сделала. Не потому, что ты такая гениальная. А потому, что твое упрямство стало притчей во языцех. Так что ты наверняка можешь добиться своего. Даже «выпить море».
Может быть, я наивная дурочка, но мне в тот момент стало намного легче.
Я обняла моего лучшего в мире Пенса за шею и уткнулась носом в его плечо.
— Ну, вот, — рассмеялся он. — Оказывается, моя куртка может иногда послужить хорошим вместилищем слез…
— Да я и не плачу, — сердито сказала я. — Я думаю.
— Вот и хорошо. Пусть лучше будет вместилищем мысли.
Я фыркнула. А потом мы вместе не могли сдержать хохот. И я немного успокоилась и подумала: завтра все наверняка будет лучше, чем сегодня. Поэтому я обо всех делах подумаю, пожалуй, именно завтра.
Как Скарлетт.
С утра мне думать о вчерашних неприятностях тоже совсем не хотелось.
Да и, в конце концов, если никто не хочет, чтобы я ввязывалась в это явно безнадежное предприятие, чего с ума сходить? Мне тоже все равно, если подумать хорошенько. Почему я должна так напрягаться-то?
Вот такие трезвые мысли посетили меня, и веселее мне от этого, честно признаюсь, совсем не стало. Даже наоборот. Почему-то в душе царило уныние, да и погода за окном сегодня соответствовала повышенной тоскливости, поскольку радостное солнце сменилось пасмурным небом.
— Доброе утро, — сказала, появившись на кухне, мама. — Как настроение? Улучшилось?
— Наверное, — передернула я плечом. — Главное — закончилась внутренняя истерика. Сегодня моя душа присмирела, хотя и поверглась в уныние.
— Это с ее стороны довольно глупо, — назидательно молвила мама. — Поскольку уныние — страшный грех.
— Постараюсь исправиться, — выдавила я улыбку.
— Может быть, все-таки поделишься со мной своими житейскими трудностями? — предложила мама.
— Ты, как и все остальные, будешь считать меня полной идиоткой.
— А я надеялась, что отличаюсь индивидуальностью, — развела мама руками. — Но раз моя собственная дочь считает, что я не способна иметь собственное мнение…
— Ну, хорошо. Я встретила одного человека.
— Бедный Пенс!
— Да это совершенно из другой оперы, и Пенс тут ни при чем! Это просто мужчина…
— Они все просто мужчины.
— Вот видишь, ма, — возмутилась я. — Ты претендовала на ярко выраженную индивидуальность, а сама уподобляешься всем! Потому что все абсолютно так и решили, что я просто-напросто влюбилась в этого Воронцова! А я не думала в него влюбляться, просто с ним творится явная несправедливость, с которой мне очень трудно мириться! Все, представляешь, абсолютно все считают, что он убийца! А я, как последняя дуреха, хотела доказать обратное!
— Ну, так за чем дело стало?
— За маленьким нюансом, — развела я руками. — Я же проклятая частница. Соответственно, чтобы всем этим заниматься, надо, чтобы кто-то уполномочил меня на это. Обычно для этого есть клиент. Ты вроде как нанят им, и какие-то двери перед тобой открываются. Не все, конечно, но в большинстве случаев ты всегда можешь сказать рассерженному представителю милиции — скузи, но меня нанял Иванов-Петров-Сидоров, и обращайтесь прямо к нему, я просто выполняю мою работу.
— Так. Я это поняла. Ну и в чем дело?