Книга Темный мир. Равновесие - Марина и Сергей Дяченко

– А вот хрен ей! – рявкнула Лиза так, что на нее в ужасе обернулись прохожие. – Мы не позволим! Пипл, чего ты стоишь?! Ищи! Гриша, ищи для него опорные точки, ветер меняется, давай по секторам… ты ее засечешь!

Пипл мигнул. Щека у него дернулась.

– Нет, – сказал он шепотом. – Ее здесь нет. Дарья права.

* * *

Он жил на тридцатом этаже в новом элитном доме: папаша откупался от сына весьма эффективно. Я с ужасом подумала, что станет с Сэмом через несколько лет, когда маска сумасбродного мажора прирастет и одинокий мальчик, которого я увидела когда-то на вершине Главного здания, превратится в самодовольного паразита.

– Что-то случилось? – он заглянул мне в лицо.

– Нет, все хорошо…

Я увидела свое отражение в зеркальной стенке скоростного лифта. Коснулась амулета на шее… и отдернула руку. Мне осталось несколько минут. Потом принцесса превратится в жабу, карета в тыкву… Внешне все останется по-прежнему, но драгоценные веревочки, натянутые между нами, сгорят навсегда и свернутся обугленными петлями. Сэм посмотрит на меня – и не поймет, что же его так привлекало, что же он во мне разглядел…

Он загадочно улыбнулся:

– Я кое-что хотел тебе показать…

И распахнул передо мной дверь квартиры. Это была просторная студия с панорамным видом из окна, но не это поразило меня; вся комната была уставлена рамками и рамочками, увешана пластиковыми файлами на веревочках, и отовсюду, из каждой рамки, на меня смотрела я.

Когда он успел все это наснимать?! Не понимаю… Вчера и позавчера не мог… Значит, раньше? Значит, он догнал меня на сигвее в самый первый раз – не случайно?!

Он был талантлив. Он умел видеть. Я различала на этих фотографиях то, чего не могла бы разглядеть в зеркале: свою радость и усталость, авантюризм и отрешенность, как если бы другой, потусторонний мир бросал отблеск на мое лицо. Значит, за время своей фотоохоты Сэм узнал обо мне больше, чем я сама?

– Даша, что такое? Тебе не нравится?!

Слезы брызнули, будто я проглотила столовую ложку горчицы. Я прижала ладони к лицу:

– Нравится… Спасибо. Я просто очень… я, знаешь, рева-корова. Часто плачу, в кино, в театре, над книгой… Спасибо, Сэм, я просто не знала, что ты умеешь так.

Посреди комнаты накрыт был стол. Сэм не удержался и заказал в ресторане какие-то закуски, сыр, овощи, шампанское. Я кусала губы и пыталась вообразить: через несколько минут, когда из меня выкачают невидимое, неощутимое… необходимое… Когда меня нельзя будет любить – уйдет ли свет из этих его снимков? Уйдет ли радостное предчувствие, тепло, ирония, жизнь?

– Даша, ну я же вижу, что-то не так…

– Сэм… я очень-очень рада, что ты появился в моей жизни.

– Я тоже… а почему так трагично?

– Потому что…

– Стоп. Ты же не хочешь сказать сейчас какую-то ерунду, типа у нас тут имущественное неравенство и все такое.

– Нет, я…

– Ты посмотрела в Интернете про «расстройство привязанности», про амнезию у подростков и решила, что я…

– Да ты что! Нет!

– Тогда почему ты смотришь на меня, как Снегурочка на доменную печь?

Я улыбнулась сквозь слезы:

– Сэм… дело не в тебе. Дело во мне. Я…

Он посерьезнел:

– Ты больна?

– Нет.

– Тогда в чем дело? Ты под следствием? Тебя преследуют? Ты скрытая марсианка? Это все решаемо, ты же понимаешь…

Я быстро набрала телефонный номер:

– Пипл, сколько мне осталось?

– Три с половиной минуты, – сказал Пипл в трубке. Голос его вибрировал от напряжения, будто он держал на плечах груженый угольный вагон. – Мы работаем…

– Спасибо.

Я установила таймер на телефоне. Замелькали цифры.

– Через три с половиной минуты… чуть раньше… ты меня разлюбишь.

– Не смешно, – сказал Сэм после паузы.

Я кивнула:

– А уж мне как не смешно, если бы ты знал… Слушай. Меня нельзя будет любить. Через три минуты ты посмотришь на меня совсем другими глазами. Ты не сможешь понять, как вообще… почему разглядел меня в толпе. Все эти мурашки по коже, приподнятое настроение, смех без причины – все исчезнет.

– Почему? – спросил он, не сводя с меня глаз. – Почему ты так решила?

– Меня… Я… давай для простоты назовем это порчей. Меня… заколдовали. На мне порча. У меня отбирают… способность быть любимой.

– Знаешь, Даша, я думал, это я сумасшедший, а оказывается, бывают случаи покруче…

– Я не прошу, чтобы ты верил. Просто это случится через…

На экране моего телефона бежали цифры, навсегда отбирая надежду.

– …Через две с половиной минуты.

Я подошла к зеркальному шкафу. Дотянулась до амулета, сжала в кулаке, поглядела на свое отражение…

Кожа складками подрагивала на моем плешивом черепе. Кровь из глаз и ноздрей неровно запеклась, под окровавленной кожей проступали бугры, на виске темнел знак Тени – он был черный, с липким блеском, он был как печать на приговоре. Я зажмурилась…

А когда открыла глаза – Сэм уже смотрел на меня по-другому. Напряженно… и с удивлением. Будто не узнавал. Его любовь исчезала, удалялась, пропадала так быстро, что он и сам мог это воочию наблюдать. Только что здесь была я – и вот уже кто-то другой… чужой. Внешне все на месте – а внутри пустота.

– Что это? – прошептал он.

– Об этом я говорила. Теперь ты понял?

– Но… этого не может быть… я же тебя…

Он тряхнул головой, будто отбрасывая наваждение:

– Даша, давай выпьем шампанского? Попробуем этот сыр? Ты такого не ела… А вот смотри, что здесь есть…

В его суетливых движениях скользила вина. Это меня взбесило.

– Ты ни в чем не виноват, слышишь?! Не вздумай! Ты не можешь меня любить по принуждению!

У меня сдавило горло.

– Я… всегда буду тебя помнить, Сэм. А сейчас отпускаю. Ты свободен!

Я почти увидела улыбку облегчения, зародившуюся в уголках его губ. Я сняла с него вину и ответственность. Сейчас он скажет: «Останемся друзьями, если ты хочешь». И мы пожмем друг другу руки, как приятели, съедим его чудесный сыр и разбежимся навсегда…

Улыбка на лице Сэма перешла в гримасу.

– Нет, – сказал он отрывисто.

– Что?

– Нет! Мне плевать на колдовство, порчу, на все эти дела… Я все равно буду тебя любить!

– Но меня нельзя…

– А я буду!

Мой таймер закончил обратный отсчет. Дошел до отметки «Ноль-ноль» и запищал.