Книга Ларец Зла - Мартин Лэнгфилд

— Первый пункт. Первый тайник. Обелиск… — пробормотал он.

Затем он достал из ящика стола коробку с цветными канцелярскими булавками. Желтую он воткнул на пересечении Гринвич-стрит и Чарлз со словами:

— А перед этим была квартира Адама…

Красная заняла свое место рядом с обелиском.

— Потом опять первый пункт. Часовня Святого Павла. А теперь соединим две точки линией…

Он натянул между булавками нитку и опустился на корточки, чтобы его лицо было вровень с поверхностью стола. Он посмотрел на юго-восток вдоль получившейся линии, затем обошел вокруг стола и взглянул в обратном направлении — на северо-запад.

Терри настаивала, чтобы он педантично фиксировал все свои наблюдения, щелкал фотокамерой, встроенной в телефон, и загружал все на сайт… Но идея проложить маршрут первого дня на самодельной городской карте, которая поначалу показалось Роберту перспективной, на самом деле не натолкнула его ни на какие озарения. И все-таки он перенес то, что сделал, в свой блокнот, изобразив в нем силуэт Манхэттена и получившуюся линию.

Что еще? Гильза!

Роберт никогда не слыл забиякой и не любил нарываться, но драться ему, конечно, доводилось. Он был крепко сложен, и обычно у сверстников не возникало желания его задирать. Но иногда он просто не мог пройти мимо. В школе, помнится, отлупил двух мальчишек, которые обижали младших, да и в студенческие времена никогда не уходил от неизбежных столкновений… Одним словом, получить кулаком в лицо он не боялся.

Но вчера был другой случай — ему угрожали ножом. И угрожал человек, лица которого он так и не увидел. Лишь желтый струящийся свет неумолимого Ока. Это была сама Смерть. Та самая, которая могла прибрать его еще в Кембридже, в ту памятную ночь пожара. Огонь, который занялся тогда в комнате Адама, не погас, а возгорелся снова — спустя два десятка лет на другом конце земли. И что-то подсказывало Роберту, что инцидент в подземке был лишь началом…

Почему на него напали? Кто это сделал? И как ему, Роберту, впредь противостоять этой угрозе?

Мысли его вернулись к гильзе, а подумав о ней, он вдруг натолкнулся взглядом на рекламное объявление в каком-то журнале, который валялся на краю стола. Рисунок изображал красную точку, обведенную красной же окружностью. Классическая мишень. Мрачно усмехнувшись, Роберт аккуратно вырезал ее и приколол к карте Манхэттена у обелиска. Гильза и мишень.

— И за кем же, в конце концов, ведется охота? — задумчиво пробормотал он. — За Адамом? За мной? И кто у нас охотник?..

Роберт извлек из стола ларец Злобы. Мастер-ключ, как они его называли…

— Ну что ж, давай-ка снова присмотримся к тебе, чертов барабан!

Он вышел на задний двор, где было посветлее, чем в комнате, и стал сосредоточенно вертеть ларчик в руках. Тот и не думал открываться.

— Ну, Адам… Дай вот только доберусь до тебя…

Он попытался осторожно нажать на рельефные геометрические фигуры, врезанные в бока ларца. Это ни к чему не привело. Тот по-прежнему мертво лежал у него на ладони, отливая красноватой бронзой. Концентрические круги на его верхней крышке действительно создавали удивительный оптический обман — если приглядеться к ним, то крышка кажется то вогнутой, то выпуклой… Будто дышит, как притаившаяся в кустах жаба в ожидании зазевавшегося комара. Это был всего лишь рисунок, неподвижный рельефный рисунок, но Роберту казалось, что круги, заворачивающиеся в спирали, медленно движутся… Они притягивали к себе взгляд и уже не отпускали его. Засасывали в себя, словно маленькая черная дыра.

Роберт очнулся и на несколько мгновений зажмурился. Черт знает что такое. Он вынул из кармана телефон и сфотографировал крышку ларца, а затем ушел в дом и спрятал его вместе с гильзой в сейфе.

14 августа 2003 года

День Великого затмения

Когда Адам очнулся, его с трех сторон обступала тьма, а прямо перед ним висело в воздухе Око — удивительно красивое, притягательное. Адам тонул в нем, не чувствуя своего тела и не ориентируясь в пространстве.

— Тебе удалось расстроить наши планы, — услышал он в своей голове бесплотный голос. — Или по крайней мере серьезно их нарушить. Но за все поступки человеческие приходится платить. Мы вошли в тебя. В твое тело, в саму твою душу, в твое семя. Теперь мы крепко связаны между собой.

Адам вдруг увидел сбоку от себя поврежденный и поверженный Марифат. Он вдруг четко понял, что находится сейчас в другой реальности, в совершенно иной системе координат, и потому так хорошо слышит этот голос, который никому не может принадлежать…

Перед глазами его вдруг замелькали круги, сливавшиеся в одну туманную полосу. Так бывает, когда слишком близко подойдешь к аттракциону-карусели. И в этой дымке он увидел себя и Терри, Роберта и Кэтрин. А потом перед ним предстало нечто чужое, враждебное. И это нечто он увидел не снаружи, а внутри себя. Он испытал вдруг ненависть и боль, но четко знал, что это не его переживания — они лишь помещены в его сознание.

А потом он явственно увидел Терри — точнее, ее живот, прошитый рентгеновскими лучами. И плод.

— Она беременна?

— Была беременна. Но все еще можно вернуть в исходное положение. Сейчас мы вместе и представляем собой почти единое целое — ты, эта женщина и человек, которого ты только что убил. Как только это произошло, беременность прервалась — впрочем, не совсем. Мы придали ей иной вектор развития и, сделав это, на время заморозили процесс. Ты сделаешь то, что нам нужно, и все вернется на круги своя. Не сделаешь — беременность обернется совсем не тем, чего ты ожидаешь.

— Кто вы?

— Мы Йуну.

— Что это такое?

— Мы сражаемся с тебе подобными целую вечность, хотя, в сущности, между нами гораздо больше сходств, нежели отличий. Мы живем в этом мире и другом. И мы вошли в тебя благодаря создателю Марифата.

— Он мертв.

— Не совсем. Теперь он живет в тебе. Часть его перешла в тебя — в тело твое и душу твою. Мы называем эту сущность Минотавром. Минотавр не принадлежит ни одному из миров и обречен на вечные страдания. Это очень сильная сущность, но и слабая одновременно. Он перешел в тебя от убитого тобой человека и открыл нам врата твоей души. Сделай то, что нам нужно, и в нужное для нас время, и все для тебя будет как раньше. В противном случае беременность разрешится жизнью, но не той, которой ты был бы рад. В каком-то смысле она разрешится торжеством вечной жизни.

— Вечной жизни? — воскликнул Адам. — Я не понимаю…

— Ген физического бессмертия есть в каждом из вас. Имя ему — теломераза. Он не дает клеткам умереть после того, как они исчерпают свою жизненную силу, — они по-прежнему продолжают делиться. И мы сделали так, что твой плод будет развиваться согласно закону этого гена. Вечная жизнь, зародившаяся в одной клетке, очень быстро распространится на весь организм. Ты понимаешь теперь, о чем я говорю?