Книга Рецепт наслаждения - Джон Ланчестер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Начнем? — спросил я Лауру, и она вздрогнула от неожиданности. Моя гостья выпрямилась на стуле, и при этом ее мешковатые шорты сползли чуть ниже, прикрыв золотистые колени.
— Здесь так хорошо, что совсем не хочется работать. Не знаю, смогла бы я довести до конца хоть какое-нибудь дело, если бы здесь жила.
— К этому привыкаешь.
Геккон, оживленный набирающим силу зноем, промелькнул по столу патио между нами. Лаура принялась раскладывать записные книжки и аппаратуру, доставая их из вместительной, богемного вида плетеной сумки.
— Может быть, мистер Уино, вы могли бы вкратце рассказать мне о вашем с Б.У. детстве и воспитании, чтобы…
— Б.У.?
— Извините, я так называла вашего брата в своих записях. Чтобы до поры до времени обойти проблему, которая появится, когда я, собственно, сяду писать биографию: называть ли его по имени — Барри, что звучит чуточку фамильярно, или по фамилии — Уино, что немного похоже на школьную перекличку. Так что я решила отложить это до тех пор, пока не возьмусь за текст вплотную.
— Очень и очень надеюсь, что сам я буду Тарквинием на протяжении всего текста; Тарквиний Тарквинибус, Тарквиний Тарквинский. Как вам, наверное, известно, меня нарекли Родни. Тарквиний — это мой собственный штрих, добавленный под влиянием обаятельного шекспировского злодея.[275]Ха-ха. Ну и зануда была эта Лукреция — вечная добродетельность и вечное нытье. Вкратце рассказать о нашем детстве? Нет, я, пожалуй, не стану этого делать. Но если вы зададите мне конкретные вопросы, то получите конкретные ответы.
Я не отдал бы должного своей собеседнице, если бы не отметил то, как она была ошарашена на мгновение и как быстро пришла в себя, будто артиллерийский полк, отозванный с приграничной войны для подавления мятежа в столице. Стрекот цикад непрошенно отвлек мое внимание, совершив один из тех резких переходов из сфер, расположенных за гранью восприятия, в область осознаваемого. Это произошло резко и агрессивно, словно реактивный лифт взлетел вдруг из глубин неосознанного в раздражающую неотвратимую реальность.
— Ладно, — сказала Лаура и с привлекательной деловитостью переложила бумаги на столе. — Расскажите мне о вашем с братом образовании.
Задумчивый Тарквиний какое-то время картинно смотрел вдаль.
— Я предпочел бы не составлять хронологического описания ранних этапов моего развития в терминах, отражающих это с точки зрения внешних признаков. В этом отношении императивы биографа и жизни, прожитой его объектом, не сходятся. В конце концов, тоскливые летописные перечисления школ, наград и счетов из прачечной — что все это может рассказать об исследуемом субъекте? Возможно, кстати, квитанции из прачечной несут в себе больший отпечаток субъективной индивидуальности, чем все остальные нудные личные вещи, — здесь больше причудливости, больше случайной индивидуализации. Возможно ли, что наш герой прожил целую неделю не меняя трусов, а потом вдруг принялся менять их дважды в день в следующем триместре? Какое мыслимое применение мог он находить для этой вышитой рубашки к вечернему костюму, на которой, как написано в счете (до странности изящным почерком, наводящим наш изобретательный историко-сентиментальный ум на мысль о возможных романтических чувствах между застенчивой, легко краснеющей красавицей за прилавком и опустошенным великаном-художником передающим ей пакет с нижним бельем во время своего еженедельного паломничества; возникает мимолетный человеческий контакт, от которого художник, сам того не замечая, вдруг начинает зависеть), осталось «несводимое пятно»? (Неплохое название для биографии?) Возможно, однажды какой-нибудь писатель сочинит роман, представив жизнь героя в форме последовательности документов, не расставляя никаких акцентов и не комментируя: свидетельство о рождении; школьные ведомости; водительские права; страховой полис; письма с требованиями вернуть в библиотеку просроченные книги; списки сданной в прачечную одежды; перечень имущества, составленный страховой компанией; списки покупок; незаполненные медицинские рецепты; непогашенные ваучеры автозаправочных станций; заявление на выдачу паспорта, заполненное от чужого имени и так и не отправленное; и наконец финальная череда счетов от докторов и агентств по уходу за больными на дому, завершающаяся поразительно крупным счетом от модного похоронного бюро. На такую структуру можно наложить собственные утешительные фантазии относительно смысла достижений и развития. С одной стороны: достичь таких высот! С другой: заплатить такую цену. И для сравнения — наши собственные жизни: как они скучны, как лишены опасностей и насколько они предпочтительнее!
Так вот, «отвечая» на ваш вопрос: меня воспитали домашние учителя, что не слишком отличается от получения образования самостоятельно. Мой брат ходил в разные частные школы, предположительно — образовательные мавзолеи приходящего в упадок престижа, на что он и списывал полное отсутствие у него интереса к общекультурным явлениям, а также ту довольно утомительную показную бесклассовость, которую он позже на себя нацепил, — «Все художники — рабочий класс» и прочая чепуха в том же духе. Вы заметите, что сам я приятно свободен от подобного жеманства. Отец в конце концов махнул рукой на Бартоломью, или же его уговорили махнуть на сына рукой. Я думаю, моя собственная очевидная одаренность и уготованное мне большое будущее, которое (все говорили, что я далеко пойду) обнадежили папу и позволили ему предоставить моему брату значительную свободу действий. Возможно, вполне достаточно, чтобы в одном поколении каждой семьи хотя бы только один ее представитель добился успеха — в любом случае, отец разрешил Бартоломью поступить в Слейд, где он, по своему обыкновению, добился, чтобы его исключили. Что до меня, то я полагаю, что простое перечисление изученных предметов, успешно сданных экзаменов, усмиренных преподавателей и без малейших усилий усвоенных текстов Лейбовской библиотеки не будет нести в себе ни большого смысла, ни особой важности. Разве не связаны действительно наполненные событиями перемены с определенными, осязаемыми ощущениями с устойчивым предпочтением, отдаваемым определенным цветам, с зарождающейся привязанностью к определенным поэтическим строчкам и к определенным зданиям? Тень от карниза на стене напротив окна спальни на четвертом этаже, меняющаяся в зависимости от наступающего в Париже времени года С точки зрения внутренней жизни, нашей истинной жизни что, в конце концов, нам до исхода битвы при Ватерлоо по сравнению с вопросом, поливать или нет свои устрицы соусом «Тобаско»?
К этому времени Хью закончил, что он там делал в доме, — молодожен без сомнения не упустил случая по-валлийски порыться в моих вещах — и теперь плавал вдоль бассейна туда и обратно, заливая все вокруг, поразительно много кряхтя, плескаясь и отфыркиваясь, словно морж.
— Хью был членом команды Кембриджа по плаванью.
— Да, я так и подумал.
Лаура взглянула в сторону своего молодого мужа, который теперь, выполняя некий сложный подводный поворот с подвывертом, выплеснул непомерное даже, учитывая его габариты, количество воды. Было трудно не прийти к выводу, что когда Хью наплавается, то в самом бассейне останется меньше жидкости, чем снаружи. — Вы знаете, почему вашего брата исключили из Слейда? Простите, пожалуйста, но об этом рассказывают столько разных историй.