Книга Мясная муха - Патрисия Корнуэлл

— Где ты был сегодня днем? — спрашивает Марино, думая, слышал ли Дэйв их громкий спор с Бентоном.

— Хм, не знаю. После обеда я обычно крепко сплю.

Пьяный, — думает Марино.

— У него, похоже, совсем не было друзей, — продолжает Дэйв.

Марино все еще осматривается, стоя около снятой с петель двери, из-за которой пытается выглянуть Дэйв.

— Ни разу не видел у него гостей. А я живу тут уже пять лет. Пять лет и два месяца. Ненавижу это место. Кажется, иногда он куда-то уезжал. С тех пор как я ушел на пенсию с должности шеф-повара в «Лобстер-Хаус», я считаю каждую копейку.

Марино недоумевает, как это может быть связано с его загадочным соседом.

— Ты был там шеф-поваром? Каждый раз, когда приезжаю в Бостон, иду в «Лобстер-Хаус».

Это неправда. Марино и в Бостоне-то нечасто бывает.

— И не вы один, да, сэр. Не то, чтобы я был шеф-поваром, но уж точно был этого достоин. Обязательно приготовлю тебе что-нибудь на днях.

— Как долго этот чудак здесь жил?

— Ну, — Дэйв вздыхает, блестящими глазами уставившись на Марино, — примерно два года. А какое было твое любимое блюдо в «Лобстер-Хаус»?

— Черт, два года! Это интересно. Он мне сказал, что только въехал, и якобы его тут же перевели или что-то в этом роде, поэтому он и сдает квартиру.

— Что ж, возможно лобстер, — замечает Дэйв. — У нас все туристы обычно заказывают лобстера, при этом они кладут так много масла, что только его, наверное, и чувствуют. Я всегда говорил всем на кухне, зачем переводить свежих лобстеров, если все едят только масло.

— Ненавижу морскую еду, — говорит Марино.

— Ну тогда у нас есть отличные отбивные. Созревшее мясо первосортной абердин-ангусской породы.

— Созревшее... Меня всегда беспокоило такое обозначение. В бакалейной лавке «созревшее» значит «испорченное».

— Он здесь не все время жил, — говорит Дэйв. — Приходил, уходил, иногда неделями не возвращался.

Но уж точно не только что въехал. Я видел его на протяжении двух лет, я же говорил.

— Что-нибудь еще можешь мне сказать про этого гомика, оставившего меня с носом в полупустой квартире? — спрашивает Марино. — Когда я его найду, надеру ему задницу.

Дэйв с разочарованием качает головой:

— Жаль, но ничем не могу тебе помочь, я же говорил, что совсем его не знал, и, честно сказать, рад, что он уехал. Получается, мы теперь соседи с тобой, Дэйв Тоже?

— Да, дружные соседи. А теперь иди спать. Мне тут надо уладить кое-что, увидимся позже.

— Я так рад с тобой познакомиться. Буду называть тебя Дэйв Тоже, если ты не против.

— Спокойной ночи.

50

Бентон жил здесь два года, и никто его не знал, даже одинокий любопытный сосед Дэйв.

Нет, Марино вовсе не удивлен. Но осознание этого напомнило о пустой ограниченной жизни Бентона в этом заточении. Сама его теперешняя жизнь делает бессмысленным упрямое нежелание Бентона вернуться к своим друзьям, любимым, наконец, к самому себе. Марино садится на аккуратно застеленную постель Бентона, смотрит в зеркало над шкафом. Бентон знает его, он догадывался, что Марино вернется, что не оставит все, как есть. Больнее всего было сказать, что он не хочет больше видеть Марино, никогда.

Он рассматривает себя в зеркале, свое грузное тело, по лицу стекает пот. Внезапно ему приходит в голову мысль, что Бентон выключил кондиционер в гостиной, когда они спорили. Но сейчас кондиционер в гостиной работает, а в спальне, наоборот, выключен. Бентон никогда ничего не делает просто так. В этом он весь, и далеко не случайно то, что он оставил работать кондиционер в гостиной и выключил его здесь. Марино поднимается с кровати и идет к окну, заметив конверт, приклеенный к кондиционеру.

В центре конверта крупными буквами написаны инициалы — ПМ.

Марино приходит в возбуждение, но осторожность прежде всего. Он возвращается на кухню, берет острый нож, заходит в ванную, отрывает несколько длинных полосок туалетной бумаги и обматывает ей пальцы. Вернувшись в спальню, Марино аккуратно снимает конверт, обратив внимание, что полоска скотча, которой он прикреплен, свернута с концов так, чтобы соединились две липкие стороны. Этот прием используют полицейские, чтобы лента для снятия отпечатков пальцев не прилипала к перчаткам.

Он разрезает конверт и достает оттуда сложенный белый лист, на котором такими же большими буквами написано: Пожалуйста, будь в форме.

Сбитый с толку, Марино начинает думать, что записка предназначалась не ему, и вообще написана не Бентоном. Хотя конверт и скотч выглядят совсем новыми, а сложенные концы скотча указывают, что человек был в перчатках. Инициалы Марино — ПМ, к тому же Бентон знает, что по заглавным буквам нельзя идентифицировать почерк, если только не сравнивать с почерком конкретного подозреваемого. Бентон был уверен, что Марино станет жарко, и он обязательно включит кондиционер. Или, на крайний случай, наверняка заметит, что все кондиционеры, кроме одного, работают, это же неспроста.

— Мне что, спортом заняться? — раздраженно произносит Марино. На него вдруг наваливается тяжелая усталость.

Он возвращается на кухню, открывает ящик шкафа, где недавно видел пачку новых бумажных пакетов, берет один и кладет туда конверт.

— О чем ты, черт возьми, говоришь? Поиграть со мной решил, сукин ты сын?

Раздражение Марино усиливается при мысли о том, как Бентон с ним обошелся, будто стер из памяти времена, когда они были неразлучными друзьями, почти братьями, любившими одну женщину, только по-разному. В глубине души Марино считает, что они оба тогда были женаты на Скарпетте. Теперь у Марино появилось право на нее всю, но Скарпетта не любит его. Эта постоянно подавляемая боль только подливает масла в огонь, и к сердцу снова подступает паника.

На улице темно, такси не видно. Марино закуривает, обессилено опускается на скамейку. Он тяжело дышит, сердце бешено колотится в груди, словно боксер, который пытается его добить. Внезапно левую сторону пронзает острая боль, Марино в ужасе делает несколько глубоких вздохов, чтобы успокоить дыхание, но ему не хватает воздуха.

Мимо, словно проплывая в воздухе, проезжает пустое такси, но Марино сидит неподвижно на скамейке, пот струится по его лицу, руки лежат на коленях. Недокуренная сигарета выпадает из пальцев, долго катится по асфальту, сверкая красным огоньком и наконец замирает.

51

Бев не может ее забыть.

Она должна держаться подальше от этого ягненка, которая только что дала ей пятидолларовую бумажку на стоянке «Уол-Марта». Но Бев не может. Она не может подавить черные мысли. Ягненок унизила ее. Она отпрянула от Бев, словно та заразная, а затем посмела унизить ее еще больше, дав ей денег.