Книга Пирамиды Наполеона - Уильям Дитрих

— Писатели преуспевают, выбрав достойные темы, генерал.

— Я подкину авторам темы, достойные их таланта.

Тальма поднял свой кубок.

— Книги продаются благодаря героям.

— А героев создают книги.

Мы дружно выпили за сказанное, хотя за что именно — неизвестно.

— У вас великие замыслы, генерал, — вставил я.

— Интересные замыслы ведут нас к успеху. Первая ступень к величию — решиться стать великим. И тогда люди пойдут за тобой.

— Пойдут куда, генерал? — добродушно поинтересовался Клебер.

— Куда угодно. — Напряженный взгляд Бонапарта впивался в каждого из нас по очереди. — Куда угодно, до самого конца.

После ужина я задержался, чтобы на прощание перекинуться парой слов с Монжем и Бертолле. Мне с лихвой хватило и речного путешествия, и ошеломляющего зрелища взрыва одного из кораблей, к тому же Тальма и Астиза также выразили желание сойти на твердую землю. Поэтому мы расстались на время с этими двумя учеными, стоя под небом пустыни, блистающим бесконечными звездами.

— Бонапарт циничен, но убедителен, — заметил я. — Когда он говорит о своих планах или просто делится мечтами, просто невозможно не увлечься.

Монж кивнул.

— Да, он похож вон на ту комету. Если его не убьют, то он оставит свой след в этом мире. И в наших судьбах.

— Он безусловно достоин восхищения, но не доверия, — осторожно заметил Бертолле. — Все мы висим на хвосте тигра, месье Гейдж, надеясь, что ему не захочется сожрать нас.

— Разумеется, мой славный химик, он не станет пожирать себе подобных собратьев!

— Но его ли мы собратья? Если он совершенно не верит в Бога, то также не верит и в нас: не верит в нашу реальность. Для Наполеона реален лишь сам Наполеон.

— Это уж чересчур цинично.

— Разве? В Италии он устроил своим солдатам жаркую перестрелку с австрийцами, в которой погибло несколько человек.

— Военные потери неизбежны, разве не так?

Мне вспомнились рассуждения Бонапарта после высадки в Марабу.

— Неизбежны, если война требует смертоносной перестрелки. А Бонапарту просто не терпелось затащить в постель приехавшую из Парижа очаровательную мадам Тюрро, и таким образом он показал ей свою власть. Он устроил это маленькое сражение исключительно для того, чтобы произвести на нее впечатление. — Бертолле положил руку мне на плечо. — Я рад, что вы отправились с нами, Гейдж, вы оказались отважным и близким нам по духу человеком. Следуйте за нашим молодым генералом, и вы далеко пойдете, как он и обещал. Не забывайте, однако, что у вас с Наполеоном разные интересы.

* * *

Я надеялся, что остаток нашего путешествия к Каиру будет приятной прогулкой по обсаженным финиковыми пальмами дорогам, окруженным зеленью орошаемых бахчей. Но, решив не петлять по берегам извилистой реки и узким сельским тропам, соединяющим бесконечные деревеньки, французская армия, отойдя к востоку от Нила на пару миль, вновь потащилась на юг по пустынным и засушливым землям, пересекая потрескавшиеся от жары пересохшие илистые каналы со сломанными водяными колесами. Эту наносную долину, ежегодно затопляемую во влажные сезоны нильскими разливами, сейчас окутывали облака сухой прилипчивой пыли, превратившей нас в полчища пропыленных бродяг, бредущих на юг на стертых до кровавых мозолей ногах. Жара в середине июля, как и обычно, зачастую приближалась к полусотне градусов, и от знойных ветров великолепная небесная синева выгорела до белесой голубизны. С обширных барханов с шипением слетали волнистые песчаные покрывала. Люди начали страдать от временной слепоты, вызванной постоянным резким светом. Солнце жарило с такой силой, что нам приходилось обматывать чем-то руки, чтобы залезть на скалы или прикоснуться к стволам пушек.

Не улучшало ситуацию и то, что Бонапарт, по-прежнему опасаясь атаки британцев с тыла или более организованной обороны мамелюков, ругал своих офицеров за любые задержки или промедления. Они, естественно, сосредоточили на этом походе все свои силы, а перед его мысленным взором, как обычно, разворачивались более величественные картины, он уже намечал даты будущих сражений, стратегически разрабатывая маршруты загадочных передвижений английского флота или похода в далекую Индию для воссоединения с дружественным Типу Султаном. Он стремился объять своим взглядом весь Египет. Гостеприимный и веселый хозяин, принимавший нас на ужине после речного сражения, вновь превратился в озабоченного деспота, галопирующего взад и вперед и подгоняющего усталых солдат.

— Чем шире шаг, тем меньше крови! — наставительно твердил он.

В результате даже вымотанные и пропыленные командиры стали частенько ругаться друг с другом. Их перебранки сказывались на солдатах, и без того удрученных унылой скудостью земли, которую они пришли завоевывать. Многие бросали обмундирование, не желая тащить на себе лишний груз. Произошло еще несколько самоубийств. Нам с Астизой попалась по пути пара таких бедолаг, брошенных прямо на дороге: все слишком спешили, чтобы остановиться и похоронить их. Повальное дезертирство останавливал лишь страх перед вездесущими бедуинами.

Оставляя за собой пыльный шлейф, тащился к Каиру воинский поток, сопровождаемый лошадьми и ослами, полевыми орудиями и повозками с боеприпасами, верблюдами, маркитантами, проститутками и нищими. Останавливаясь на привалы в полях, мы не имели возможности даже смыть с себя грязь и пот и развлекались, лишь бросая камни по бесчисленным полчищам крыс. Порой в этом пустынном краю солдаты отстреливали змей или от скуки мучили скорпионов, заставляя их драться друг с другом. Поначалу страшась смертельных скорпионьих укусов, они вскоре узнали, что эти твари не так уж опасны, а выдавливаемая из их жал клейкая жидкость облегчает боль и ускоряет исцеление.

Стояла неизменная сушь, даже облачка на небе появлялись лишь изредка. На ночных стоянках мы не особо утруждали себя обустройством лагеря, а просто падали как попало на обочину дороги, и нас тут же атаковали многочисленные блохи и разнообразная мошкара. Из-за сильной нехватки топлива нам редко удавалось побаловаться горячей пищей. К рассвету ночь становилась прохладнее, и просыпались мы мокрыми от росы, лишь наполовину восстановив силы. Потом над безоблачным горизонтом с неумолимостью времени выкатывалось раскаленное светило, и вскоре все мы уже вновь поджаривались на марше. По мере нашего продвижения я заметил, что по ночам Астиза стала ложиться все ближе ко мне, но мы оба были настолько подавленными, грязными и уязвимыми в этой толпе, что в ее поступке не было ничего романтичного. Просто по ночам мы нуждались в согревающих объятиях, а днем вместе стенали от одуряющего зноя и надоедливых мух.

У Варданы, очередного прибрежного городка, армии наконец разрешили отдохнуть два дня. Люди купались, отсыпались, обшаривали окрестности в поисках подножного корма или выменивали какие-то вещи на продукты. Мы в очередной раз убедились в драгоценных для нас деловых способностях Астизы, когда она с легкостью уговорила крестьян продать нам съестные припасы. Ее добыча оказалась настолько богатой, что мне удалось снабдить хлебом и фруктами кое-кого из штабных офицеров Наполеона.