Книга Клинок эмира - Георгий Брянцев

Еще через несколько страниц стояло:

"Наруз Ахмед (Наруз Ахмед — единственный сын Ахмедбека), рождения 1906 г.

До 1931 г. жил в Узбекистане. Окончил советскую десятилетнюю школу и специальные курсы торговых работников. Работал в системе кооперации разъездным инспектором. Имел трех жен и скрытое имение в кишлаке Обисарым. Поддерживал все время нелегальную связь с пособниками басмачества. В 1931 г. убил особоотрядца Умара Максумова, от руки которого в бою с бандой пал курбаши Ахмедбек. Затем сколотил небольшую басмаческую группу и примкнул с нею к банде курбаши Мавлана, прорвавшегося из-за кордона после гибели Ахмедбека.

Когда банда Мавлана была разгромлена, а сам он убит, Наруз Ахмед бежал за рубеж, прихватив с собой клинок, который когда-то принадлежал его отцу.

Вначале жил в Афганистане, а затем перебрался в Иран, пробиваясь случайными заработками.

Летом 1941 г. в Тегеране был завербован гитлеровским разведчиком Фриешем и активно готовился к переброске в Советский Союз в составе крупной диверсионной группы".

— Так… — проговорил Шубников, закрывая папку.

Он встал, спрятал дело, запер шкаф и прошелся по кабинету. Ему казалось, что уже можно и нужно кое-что предпринять. Утвердившись в этом решении, подполковник попросил телефонистку соединить его с начальником областного управления МГБ. Ему он коротко объяснил, что возникла надобность в присылке офицера, который не бывал еще в Токанде. Начальник управления заверил, что направит офицера, и тут же назвал его фамилию.

Шубников попросил, чтобы командируемый имел при себе не только военную форму, но и штатский костюм и явился бы прямо к нему на квартиру.

Потом он вынул записную книжку и на листочке под буквой "С" записал: "Старший лейтенант Сивко".

7

Наруз Ахмед не застал в Бухаре того, кого искал. Он не смог встретиться с Икрам-ходжой Ашералиевым, к которому имел явку от Керлинга, но зато он повидался с его молодой женой, очень разбитной женщиной. От нее он узнал, что Икрам-ходжа уже около четырех месяцев гостит у своей родной сестры в Токанде. Наруз Ахмед получил адрес этой сестры и подробные словесные объяснения, как найти ее дом.

Он был очень рад, что так быстро расстался с Бухарой. Он чувствовал себя в ней не очень спокойно. Правда, на глаза ему не попался никто из прежних знакомых, но ежесекундно он опасался этого.

То обстоятельство, что Икрам-ходжа жив, здравствует и вполне благополучен, ободрило Наруза Ахмеда. Худшие опасения его оказались пустыми. А они приходили в голову не только Нарузу Ахмеду, но и Керлингу. Да и как было не опасаться: ведь радиосвязь с Икрам-ходжой, неожиданно оборвавшаяся, так и не восстановилась до самого вылета Наруза Ахмеда. Мало ли что могло случиться!

Теперь все ясно. У разговорчивой супруги Икрам-ходжи Наруз осторожно выведал, что на их житейском небосводе темных туч не появлялось, все идет обычно.

Наруз Ахмед вернулся в Токанд. Он шагал по городу, ничему не удивляясь, ни на что не заглядываясь. Здесь ему не надо было, как в Бухаре, расспрашивать многих прохожих, чтобы отыскать улицу, на которой жил Икрам-ходжа и стоял его дом. Он знал все, что следовало знать, и поэтому спокойно и уверенно шагал на улицу Трех тополей.

Токанд — старинный город. Он спрятался в буйной зелени фруктовых садов и виноградников, весь изрезан полноводными арыками, по которым с неумолчным журчанием течет из канала желтоватая вода. В Токанде большой парк гордость города, — засаженный липами, каштанами, карагачами, тополями, чинарами, акацией, сиренью и жасмином. Центральные, замощенные крупным булыжником улицы города обставлены множеством небольших особнячков самой разнообразной и неожиданной архитектуры. Особняки эти выглядывают из-под сени густых деревьев. В былые времена в них обитала городская знать и видные купцы, а теперь размещались больницы, ясли, клубы, библиотеки, клиники. За годы советской власти население Токанда увеличилось почти вдвое, и он широко разросся по окраинам. В городе появились нефтеперерабатывающие предприятия, хлебозавод, мебельная фабрика, пивной и хлопкоочистительный заводы. Веселый перестук и перезвон слышался из помещений, занятых многочисленными артельными мастерскими. Широкими окнами смотрели на улицы здания новых школ. У входов в кино пестрели яркие плакаты и толпилась молодежь с потрепанными тетрадями в руках — в городе было два техникума. То и дело попадались новые жилые дома.

Но Наруз Ахмед не замечал всего этого, а если уж нельзя было не заметить, скептически кривил губы. Ему все не нравилось, все казалось личным оскорблением, обидой. Единственно, что утешало — это удача, которая ему сопутствовала с первого дня на чужой земле.

Жарища стояла немилосердная. Зноем дышали раскаленный воздух, потрескавшаяся и твердая как камень земля, стены домов, дувалы. В полном изнеможении клонили свои ветви деревья. Листва их, покрытая густым слоем мельчайшей липкой пыли, казалась припудренной.

Все живое требовало влаги, прохлады, а солнце почти недвижимо стояло в зените и поливало землю белым огнем.

Пройдя большую часть пути, Наруз Ахмед увидел на углу разморенного жарой дремлющего чистильщика обуви. Наруз посмотрел на свои брезентовые сапоги, покрытые пылью до самого верха. Он подошел к чистильщику и поставил ногу на ящичек. Старый иранец сразу ожил, встряхнулся и замахал двумя щетками с непостижимой быстротой.

Расплатившись с чистильщиком, Наруз Ахмед тронулся своим путем. Пройдя квартал, он свернул направо и оказался на улице Трех тополей. Посмотрел на номер дома: еще далеко, но по этой же стороне.

Улица находилась почти в центре, и почему ей дали название Трех тополей, можно было лишь догадываться. Когда-то, лет двадцать — двадцать пять назад, здесь, очевидно, росли лишь три тополя. Но сейчас вдоль тротуара тянулись зеленой цепочкой тополя, липы, каштаны, чинары, карагачи.

Дом сестры Икрама-ходжи под номером "69" стоял в глубине двора и был закрыт с улицы высоким дувалом.

Наруз Ахмед уже знал, что сестра Икрама-ходжи — старая женщина, живет в доме с мужем, прикованным к постели уже шесть лет. Других жильцов нет. Казалось, можно было идти прямо в дом — и делу конец. Но Наруз Ахмед не отважился на такой шаг. С того времени, как Икрам-ходжа выехал из Бухары, прошло три с лишним месяца. За этот срок бог знает что могло произойти… Да если и ничего не произошло, все равно рискованно совать нос в дом, где ни разу не был. Мало ли что! Быть может, там, кроме хозяев и Икрама-ходжи, окажутся посторонние люди, да еще такие, которым и на глаза не следует показываться. Быть может, сам Икрам-ходжа посмотрит на такой визит неодобрительно. Все надо учитывать — не раз напоминал Керлинг. Надо постоянно помнить, что малейшая оплошность или излишняя торопливость, необдуманный риск или неосторожный шаг могут сорвать все дело. Город невелик. Это не Тегеран, не Бухара. Да притом надо думать не только о себе и своем благополучии, но и об Икраме-ходже. На этот счет Керлинг предупреждал особо.