Книга Ночь Безумия - Лоуренс Уотт-Эванс

– От нее мороз по коже, – призналась она. – Что, если сестра обезумеет, как те, другие? И начнет ломать вещи? Или вокруг нее станут исчезать люди? А что, если...

В этот миг солнечный свет померк, а Мави и всех остальных будто придавило чем-то.

Мави сглотнула.

– Кажется, молитвы жреца подействовали, – сказала она. Мысль о том, что наверху, в комнате Панчи, присутствует бог или какое-то его воплощение, заставила ее волноваться не меньше, чем полный дом чародеев.

– Интересно, кого он призывает?.. – Ория смотрела наверх.

– Помнится, когда болел Дириэль, жрица призывала Блакроса, – отозвалась Тетта. – Она сказала тогда, что Блакрос – бог-целитель.

– А мне кажется, чародейство в исцелении не нуждается, -с сомнением произнесла Мави. Она взглянула на мать Аниары – и Панчи: та с несчастным видом сидела в углу в кресле-качалке.

Женщины помолчали; в доме был бог, и это действовало на всех, хоть и по-разному. Наконец Аниара попросила:

– Мави, расскажи еще про лорда Фарана!

Радуясь, что можно отвлечься, Мави принялась подробно описывать, что и как делал и говорил накануне лорд Фаран. Она как раз дошла до его колдовского разговора с Итинией, когда воздух колыхнулся и незримая плита поднялась с их плеч.

Все взоры обратились к лестнице.

– Должно быть, кончилось, – сказала Ория.

Мгновением позже наверху растворилась дверь, послышалось всхлипывание Панчи, и на лестнице, оправляя белое одеяние, появился жрец.

– Как там? – Аниара вскочила.

Жрец глубоко вздохнул и лишь потом ответил:

– Я советовался с богиней Унниэль Проницательной. Боюсь, результат не тот, на какой вы рассчитывали.

– О чем ты говоришь?

Жрец снова вздохнул.

– Богиня не признала в твоей сестре человека. – Не дав никому ничего сказать, он поднял руку и продолжал: – Само по себе это значит немного: боги видят не так, как мы, и часто не признают магов – кроме жрецов – людьми. Кое-кого из людей они не видят вообще; мы не понимаем почему, а боги не утруждают себя внятными объяснениями. Унниэль видит Панчу, но не как человека; она сказала: Панча – творение, для которого в этшарском названия нет.

Аниара издала полупридушенный стон.

– Унниэль не смогла поведать мне ничего достойного внимания и про сами чары, – вновь заговорил жрец. – Она не может снять их и уверила меня, что этого не сможет никто, ни боги, ни демоны. Она сказала, вряд ли какая-то иная магия может обратить превращение Панчи, мешает что-то у той в голове – богиня назвала это урсеттор фуал, – однако она напомнила мне, что даже боги не вполне разбираются в магии и не знают точно, чего можно добиться с ее помощью.

– Так Панча по-прежнему чародейка? – потребовала ответа мать Аниары. Мави в удивлении обернулась: старая дама перестала раскачиваться и пожирала жреца глазами.

– Она осталась чародейкой, – подтвердил жрец. – Больше, чем сделал, я сделать не могу.

– В моем доме чародеям не место, – решительно заявила старуха.

– Мама, она твоя дочь! – воскликнула Аниара.

– Уже нет. Ты слышала, что сказал жрец, Аниара: она теперь даже не человек! Она – тварь, которая притворяется моей дочкой.

– Я не говорил... – начал жрец.

– Человек или нет – но чудовищем она вот-вот станет, – заявила старуха. – Кто-нибудь уже слышал про дом в Морском районе – там, где Варрин-Ткач в мгновение ока снес верхний этаж? Едва собственную жену не пришиб!

Девушки переглянулись.

– Прошу тебя, мама, это же ее дом, – сказала Аниара. – Куда ей еще идти?

Мави уже знала, что будет дальше; и точно – Тетта и Ория повернулись и уставились на нее. Мать Панчи ткнула в нее пальцем, и Аниара тоже обернулась.

Озадаченный жрец тоже смотрел на нее – просто потому, что смотрели другие.

– Ну ладно, – сдалась их безмолвному напору Мави. – Я отведу ее туда. – Правду сказать, согласилась она не только из сочувствия к Панче, но и потому, что могла лишний раз повидать лорда Ханнера и убедиться, что он все еще принадлежит ей.

– Могу я узнать – куда? – спросил жрец.

– Объясни ты. – Аниара уже шла к лестнице. – Я пока помогу Панче собраться.

* * *

Обрабатывая толпу на площади – срезая с поясов кошельки и опуская их в собственную суму, – Танна-Воровка не переставала размышлять, с кем ей поговорить об Элькене. И надо ли вообще о нем с кем-нибудь говорить. Она пришла сюда, чтобы предупредить городскую стражу насчет чародеев, но сразу же поняла, что им уже все известно. Гвардейцы у входа во дворец, шумящая толпа – дураку понятно, про чародеев знают все.

И за ее сведения никто ей и гроша не даст.

Она пожалела, что потратила день, хороня Элькена; а еще ведь надо было отмыться, украсть чистую одежку и хоть немного успокоиться. Приди она сюда вчера да расскажи все – глядишь, ей и перепало бы несколько медяков.

Само собой, она и так внакладе не останется: заработает обычным манером, и не медяки. Толпа большая и злая, а значит, народ куда более неосмотрителен, чем всегда, так что с полдюжины кошельков ей обеспечены точно. Однако тут дело принципа: у нее есть что продать, а она не может выручить за это деньги.

Как еще посмотреть, сказала себе Танна, деньги-то она все равно получила, ведь просто так она никогда бы сюда не пришла: площадь перед дворцом, стражи полно, да еще и маги могут следить... Так что нет, не было бы ее здесь – и толпу эту с ее дармовыми кошельками она бы прозевала.

Она отвлеклась, и зря; рядом тут же раздался вопль: «Мой кошель!.. Где мой кошель?!»

Танна обернулась посмотреть, кто вопит, готовая задать деру, если на нее укажут. Возможно, люди были все же не так беззаботны, как ей казалось.

Пожилой человек смотрел на перерезанные шнурки, что болтались на его поясе; потом поднял голову и оглядел толпу.

– Кто это сделал? – проревел он. – Видел кто-нибудь, кто срезал мой кошель?

Повинуясь внезапному озарению, Танна выкрикнула:

– Чародеи!

Голова старика повернулась, и он уставился прямо на девушку.

– Он исчез, – объяснила Танна. – Я видела! Просто исчез. Чародеи это, больше некому!

– Чародеи?.. – повторил старик. – Сперва забрали у меня сына, а теперь деньги? – Он повернулся взглянуть на стражников у северного края площади. – Гори оно все, пора же хоть что-нибудь с этим делать!

– Скажите это им! – С этими словами Танна ловко скользнула за широкую спину какого-то верзилы.

Мигом позже она пробиралась сквозь толпу подальше от сердитого старика, который уже ругался с одним из стражников Самое время сматываться, сказала она себе. Она попыталась исполнить гражданский долг, сообщив про Элькена – как он хотел захватить Стофутовое поле, и собрала несколько толстых кошельков для собственных нужд; пора убираться, а то как бы удача не повернулась к ней задом.