Книга Леди и война. Пепел моего сердца - Карина Демина

Но у этих всегда самоуверенности больше, чем здравого смысла. И каждый думает, что уж он-то умнее прочих. Не попадется. Не поддастся. Сумеет озарить светом истины этот темный край.

Пришлый забрался на стол и поглядывал на прочий люд свысока. Плащ расправил, колпак красный на голову водрузил и, будто бы мало этого, ленточку к кафтану прицепил.

Еще немного и заговорит.

Пока же ждет, когда все, кому в трактир заглянуть случилось — а таковых ныне было много — смолкнут и обратят внимание на чужака.

В трактире он появился еще вчера, и Урфин решил задержаться на денек-другой. Когда еще получится этакого героя живьем увидеть? В естественной, так сказать, среде обитания.

Библиотека Ласточкина гнезда способствовала расширению кругозора.

Пришлый откашлялся.

— Собратья!

Голос у него был приятный.

— Я здесь, стою перед вами, безоружный и беззащитный…

…ну да, а кинжал в сапоге? Сунут неумело, выделяется и, сколь Урфин предполагал, приносит больше неудобств, нежели пользы. А вот свинцовые гирьки, вплетенные в длинную бахрому пояса, куда более привычны борцу за всеобщее равенство.

— …ибо пришел я к вам с миром и словом!

Рыбаки гомонили. Переглядывались. Купец, оказавшийся в трактире случайно — видать, решил, что лучше клопы, чем затяжной дождь, под которым он мок последние несколько дней — помрачнел.

Купец шел издалека. И слышал подобные речи, а также видел, чего эти говоруны со здравомыслящими в общем-то людьми творят.

— Словом о равенстве и свободе! — человек воздел руки к потолку, слишком низкому, не рассчитанному на пафосные жесты. И пальцы скребанули по несущей балке.

Но разве такая мелочь могла остановить оратора?

И все-таки скучно.

Эту речь Урфин уже читал. В листовках, в газетах, которые попадались куда реже листовок, в донесениях… скучно. Предсказуемо. Но рыбаки слушают, и по лицам не понять, одобряют ли они это выступление, либо же ждут повода прервать его.

— Милая, — Урфин остановил девушку, которая и вправду была мила. Дочь трактирщика, своя среди своих, она держалась свободно и с достоинством, не суетилась, не лезла в глаза, намекая на продолжение знакомства. — Будь добра, принеси чернильницу и перьев.

— Бумага? — девушка ничуть не удивилась.

— Есть своя. А вот еще от свечи не откажусь.

Речь затянется часа на полтора. Как раз хватит времени, чтобы письмо написать. Девочка, наверное, соскучилась. И переживает.

Приятно все-таки, когда кто-то за тебя переживает.

Серебряная монетка стала неплохим подкреплением просьбы. И чернила с перьями появились тотчас, а свечей целых три подали. И гладкую доску с резной рамкой, что было не лишним, поскольку стол трактирный, испещренный шрамами, царапинами, мало подходил для письма.

Человек же ярко, красочно рассказывал о том, что все люди рождаются равными, и нет разницы между лордом и рыбаком, точнее есть — рыбак приносит пользу. Он работает в поте лица с утра до ночи, а лорд эту работу присваивает.

То же самое они говорили пахарям, овцеводам, пастухам, бортникам, подмастерьям в городах и ученикам, у которых не хватало денег, чтобы стать подмастерьями… и следовало признать, что в словах этих была своя правда. Может, оттого и слушали люди?

Здравствуй, драгоценная моя.

Целую твои руки, умоляя простить за долгое отсутствие. Хотел бы поцеловать не только руки, а скажем одну очаровательную родинку на твоей груди, ту, что на звездочку похожа, ты ее еще так мило стесняешься… и поцелую, как только вернусь.

Моя поездка невыносимо скучна. И если бы не дожди, я бы взял тебя с собой, хотя бы затем, чтобы теперь не мучиться от одиночества. Сейчас сижу в трактире и слушаю пафосный бред залетного умника, которому вздумалось облагодетельствовать человечество. Если бы ты знала, как они мне надоели! Лезут и лезут… знают же, чем грозит им появление на наших землях, но все равно лезут.

Чего ради?

Идейные. И с ними даже разговаривать невозможно, потому что они не слышат ничего, что расходится с их собственными представлениями об устройстве мира. Я уже и не пытаюсь переубеждать — пустая трата сил. Рецепт от этой заразы один, как бы ни печально было это сознавать.

В остальном, конечно, все хорошо. На Мальхольде дал разрешение корчевать лес. Часть оставят себе на общинный дом. С крестьянами тоже сложно. Довольно долго пришлось втолковывать, почему община вообще должна принимать пришлых. Порой меня поражает человеческая слепота. Сами шепчутся о войне, но ничего не делают, чтобы эту войну пережить. Мне приходится уговаривать их делать запасы! А про чужаков и вовсе речи нет. Вдруг да не придут, что потом с домом делать?

Уверил, что придут. И пригрозил поркой. Помогает лучше аргументов.

Оставшийся лес пойдет по реке, на Ташере его используют. А земли засеем рожью. В этих местах она растет лучше. Старосты, правда, пытались убедить меня, что лен — выгоднее, но потом нам удалось прийти к соглашению. Уверяю, никто сильно не пострадал.

Нет, розги в определенных случаях — незаменимый довод.

Проинспектировав Шевич, помнишь, я тебе показывал этот городок на карте? — вынужден признать, что большей дыры не видывал. Здешний градоправитель совершенно заворовался и обнаглел. Обозвал меня изменником и пригрозил, что выдаст Совету.

Я его повесил, а имущество конфисковал в пользу казны.

И упреждая твое негодование, скажу: эта смерть спасет многие жизни тем, что следующий градоправитель десять раз подумает, прежде чем воровать. Стены города разваливаются. Колодцы нуждаются в чистке. Амбары пусты. И если случится осада… хотя какая осада? Ворота от пинка развалятся, а стража разбежится.

Вот я и засел на две недели, пытался хоть что-то исправить.

Пообещал вернуться к лету. Быть может, ты захочешь поехать со мной? Я понимаю, что у тебя тысяча собственных забот, но я действительно очень по тебе скучаю. Да и людям полезно увидеть леди Дохерти… да, я знаю, что ты до сих пор не привыкла к этому титулу, впрочем, как и я сам, но сейчас именно мы представляем семью.

И все равно скучаю.

Получил весточку от дяди. Мюррей готов отдать нам излишки зерна по бросовым ценам. И на следующий год увеличит площади под посев. С северянами тоже получилось договориться, они, пожалуй, единственные понимают, чего ждать.

Хуже всего с центральной частью. Дядина чистка на шаесских плавильнях еще жива в памяти, но Кишар всегда отличался вольнодумством. И по слухам литейщики открыли цех. Если остался хоть кто-то, кто знает, как лить пушки, нам придется туго…