Книга Кто стреляет последним - Фридрих Незнанский

— Вы — не можете, — согласился Меркулов. — А мы — можем.

— Вы? — с иронией переспросила барменша. — Так что ж не делаете? Ко мне пришли. С трудным положением. В чем же оно, ваше трудное положение?

— Банду мы возьмем. Раз уж на нее вышли — обязательно возьмем, можете не сомневаться. Это только вопрос времени. С вашей помощью или без нее. Но с вашей помощью мы смогли бы это сделать гораздо быстрей. Вот почему я к вам и пришел.

— Чем же это я могу помочь?

Меркулов вынул из портфеля пакет с фотографиями и протянул их барменше. Она молча перебирала их одну за другой.

— Вы знаете этих людей? — спросил Меркулов.

— Кого знаю, кого не знаю, — уклонилась она от прямого ответа.

— А мы не знаем почти никого, — признался Меркулов. — Узнаем, но на это уйдет время.

Барменша молчала.

— Что ж, я вижу, что не сумел убедить вас в том, что у нас общие интересы. Жаль.

Он собрал фотографии, засунул их снова в пакет, а пакет — в портфель. Но пакет как-то не так повернулся, и Меркулову пришлось вначале вынуть из портфеля архивное дело барменши, пристроить пакет, а потом вернуть на место и папку досье.

При виде папки Ирина Ивановна нахмурилась:

— Вот, значит, в чем дело. Вы и историю мою подняли? Да, сидела. В молодости, по глупости, за растрату. Было.

— Два раза, — поправил Меркулов. — Во второй раз дело не дошло до суда из-за амнистии.

— И что? — с вызовом спросила барменша. — У меня каждый квартал ревизия, и всегда все чисто. У меня вообще дела чистые.

Меркулов усмехнулся. Продолжая укладывать папку в портфель, он заметил:

— Вас всякий раз проверяли местные ревизоры. В течение последних десяти лет. Ирина Ивановна, не считайте меня недоумком. Я тоже кое-что видел в жизни. И если сейчас прислать к вам мощную финансовую группу для аудиторской проверки за последние десять лет, я думаю, что лет пять строгого режима вам обеспечено. Или даже семь — в силу рецидива преступлений. А такие группы у нас есть. И их не достанут ни ваши покровители, ни даже высокие покровители ваших бандитов.

Ирина Ивановна уточнила:

— Значит, если я не соглашусь вам стучать, вы посадите меня на пятерку? Или даже на семь лет?

Меркулов защелкнул портфель и встал.

— Нет. Мы могли бы это сделать без малейших усилий, но делать этого не будем. Наши дела — особо важные преступления. Если бы я решил это сделать, это была бы просто месть вам с моей стороны. А мне не за что вам мстить. Я на вас не обижен, каждый человек сам отвечает за свою судьбу. Поверьте, Ирина Ивановна, я вам даже сочувствую. Потому что мои проблемы — служебные. А ваши — ваши совсем другие. Спасибо за чай. Где-то тут был мой плащ.

Ирина Ивановна молча подала ему плащ.

Натягивая его, Меркулов предупредил:

— Мы с вами никогда друг друга не видели и никакого разговора между нами никогда не было. В этом-то со мной вы, надеюсь, согласитесь? Извините, что побеспокоил вас. Спокойной ночи.

Он остановился у двери, ожидая, когда барменша ее откроет.

— А если я вас заложу своим? — неожиданно спросила она.

Меркулов безразлично пожал плечами.

— Пожалуйста. Это их всполошит, а чем больше они всполошатся, тем больше наделают ошибок. Нам же лучше. Но сразу возникнут вопросы — у них: а почему это именно к вам приезжал заместитель генерального прокурора, почему именно вечером, один? Не проговорились ли вы о чем-то ненароком? А может, что-то и специально рассказали? Так что подумайте, прежде чем закладывать меня, как вы сказали, своим. Так вы меня выпустите или нет?

Но вместо того чтобы отпереть дверь, Ирина Ивановна решительно протянула руку к портфелю Меркулова:

— Давайте ваш конверт.

Через час на обороте почти всех фотографий рукой Меркулова со слов Ирины Ивановны были записаны клички, имена, адреса, которые она знала. Некоторые люди на снимках оказались случайными посетителями.

Закончив работу, барменша попросила:

— Возьмите их, Константин Дмитриевич. А то у нас последнее время черт-те что творится, Марат бросается на всех как бешеный, Сергуня на своей тачке разбился, какой-то парень, который им позарез нужен, сбежал. Ужас, в общем.

— Марат — это вот этот? — кивнул Меркулов на снимок.

— Ну да, я же сказала. Он у них самый главный.

Меркулов показал Ирине Ивановне фоторобот Барыкина:

— А этого человека вы знаете?

— Это и есть Сергуня. Который разбился по пьянке на кольцевой.

Меркулов написал телефон своей секретарши Валерии Петровны и передал листок барменше. Предупредил:

— Ирина Ивановна, если случится что-то экстраординарное или вам понадобится наша помощь, позвоните по этому телефону и скажите только одну фразу: «Для Константина Дмитриевича есть важное сообщение». Я буду знать, что это вы. И свяжемся с вами, найдем способ. А теперь — спасибо вам. Еще раз — спокойной ночи!..

В кабинете Меркулова его дожидались Турецкий и Косенков. Оба были в подозрительно приподнятом настроении, и Меркулов верно угадал причину.

— Много у вас выдоили?

— Две бутылки, — признался Турецкий.

— Но больших, — педантично уточнил Косенков.

— Зато смотрите… — начал Турецкий, но Меркулов его перебил:

— Сначала посмотрите вы.

Он выложил перед ними снимки и показал надписи на обороте.

Турецкий от восхищения только развел руками:

— Ну, Константин Дмитриевич, у меня нет слов! Но и у вас сейчас тоже не будет слов.

Он положил на стол перед Меркуловым заключение экспертов НТО. Объяснил:

— Пальцы на визитке Минкуса и на руле «Нивы» Мишурина полностью совпадают.

— Визитка лежала на столе профессора Осмоловского, — сказал Меркулов.

— Это точно? — переспросил Турецкий.

Меркулов достал из стола листок и протянул следователям. Это было заявление на имя заместителя генерального прокурора. Там стояло: «Я, Костиков Вадим Николаевич, 1959 года рождения, проживающий там-то, настоящим подтверждаю, что эту визитную карточку взял со стола профессора Осмоловского лично сразу же после убийства профессора, невольным свидетелем которого я явился. Я готов подтвердить это мое заявление в суде под присягой…» Число. Подпись.

— Откуда это? — не выдержал Косенков. — Просто подарок!

— Один знакомый принес, — неопределенно ответил Меркулов. — И это не подарок, а самая что ни на есть неопровержимая улика. Теперь мы знаем точно: Мишурин — убийца. Ну, а что у тебя?

Турецкий обернулся к Косенкову: