Книга Пристрелите нас, пожалуйста! - Наталья Андреева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Иван Петрович говорил это очень спокойно и очень страшно. Но верзила не испугался.
– Я своего не отдам, – оскалился он.
– А придется.
Какое-то время они стояли друг против друга в молчании. Один был огромен, как меч средневекового рыцаря, другой похож на небольшой, но отлитый из прочнейшей стали и заточенный, как бритва, клинок. И решительность грубой силе ничуть не уступала.
– В доме полно ценностей, – пошел на попятный верзила. – Можешь взять, что хочешь.
– Я возьму, – ответил Иван Петрович. – Но что делать с хозяевами?
– Будто ты не знаешь?
– Ты предлагаешь их обоих?..
– А на кой они нам?
– И… как?
– А ты меня не разводишь? – подозрительно спросил вдруг Ситников. – У тебя в кармане, часом, не диктофон?
– На. Обыщи.
Иван Петрович вывернул карманы. На пол упал кусочек ваты, тот самый, которой он поднял с пола в момент «разоблачения» Ульяны Телятиной. И все. Но и так было понятно, что диктофон в узкий карман джинсов не спрячешь.
– Жучков на тебе нет? – не унимался верзила.
– Ничего нет.
– Вдруг ты перед начальством выслуживаешься? Орден себе решил заработать или прибавку к жалованью? Говорят, вам, ментам, теперь взятки брать нельзя. Чистка рядов. Разве проживешь на такую зарплату? Это же нищета. А вы в нищете жить не привыкли. Вы ж привилегированное сословие.
– Почему ты решил, что я мент? С таким же успехом и я могу на тебя подумать: засланный казачок. Ты меня сейчас подобьешь на убийство, а потом сдашь при попытке осуществить задуманное. Я за пистолет, а ты мне руки крутить. И – звездочку на погоны. Может такое быть, а? Ведь это ты предъявил удостоверение полицейского. Ситников Георгий Иванович. У меня хорошая память. Ты и в самом деле Ситников?
– Ты же сам сказал, что это липа.
– А вдруг не липа? Так кто ты на самом деле?
– А тебе не все равно? Иван Иваныч Иванов.
– А серьезно?
– Серьезно и ты мне не представился. И документов у тебя, в отличие от меня, нет никаких. Вообще никаких. Даже липовых. А почему?
– Я на дело шел, зачем мне бумаги? – нахмурился Иван Петрович. – В машине, в бардачке, есть права. Я сказал правду.
– А словам нынче никто не верит. Предъявите нечто более существенное, сударь.
– А ты, собственно, кто такой, чтобы документы спрашивать? Налоговая инспекция? Или и в самом деле полицейский? Тогда давай по закону, со всеми необходимыми формальностями.
– Да не лезь ты в бутылку. Я ж пошутил.
– И я пошутил. Обделаем дельце – и разбежимся.
– Идет, – кивнул Ситников. – Ты убиваешь бабу, я мужика. И мы в связке.
– Почему это я убиваю женщину?
– Хочешь поменяться? Согласен. Мне меньше хлопот. С бабой управиться проще.
– А парнишка?
– Парнишка управится сам. После того, как мы их пристрелим – подожжем дом, – жестко сказал Ситников.
– Ты хочешь спалить его живьем?
– Он задохнется от дыма. Это не больно.
– Хорошо, – кивнул Иван Петрович. – Значит, нам нужно оружие?
– Именно. Так проще. Не душить же их? Да и оружие надо забрать. С чем пришли, с тем и ушли. Мое мне дорого как память. Мы должны все здесь сжечь, – Ситников вдруг перешел на нормальный человеческий язык. – Соседи видели, как дымился гараж. Хозяин говорил с ними по телефону. Сказал, что запускал фейерверк. Когда приедет полиция, соседи слово в слово повторят то, что услышали от Телятина. Это нормально, спалить дом на Рождество.
– А трупы? С огнестрельными ранениями?
– А кто будет разбираться?
– Да, верно. Следов-то не останется, огонь все уничтожит, значит, чистый висяк. Испорченная статистика. Четыре криминальных трупа никому не нужны. А вот сгорели на пожаре, по собственной неосторожности – это статистики не испортит. Разве что в пожарной инспекции, но это уже другое ведомство. Если все неприятности со смертельным исходом собрать в кучу и циферки эти обнародовать, начнется массовая истерия. А разделить их на всех, то в целом получится средняя температура по больнице, то есть почти нормальная. Хороший план.
– Тогда идем?
– За ключами от гостиной?
– Именно.
«Как только будет покончено с хозяевами, он и меня убьет», – подумал каждый из них. Но пока они были в связке. И действовали сообща, согласно разработанному совместными усилиями плану.
– Но до того, как поджечь дом, мы его хорошенько обыщем, – сказал Иван Петрович перед тем, как открыть дверь. – И выгребем все ценности. А потом поделим.
– Идет.
– Здесь много добра. У хозяйки наверняка есть драгоценности.
– На блондинке в гостиной дорогие серьги. На сто процентов с бриллиантами, других такая дамочка не наденет. Разденешь ее?
– Обязательно!
Они вышли в холл.
– Сначала оружие, – Иван Петрович указал глазами на геральдический щит, с которым образ жизни Аркадия Телятина вязался так же, как с балетной пачкой и пуантами. А вот поди ж ты! Герб себе нарисовал! И грамоту небось раздобыл! Чего не сделаешь за деньги. – Я возьму ключ.
– Правильно… А, чтоб тебя… – выругался верзила.
– В чем дело?
Иван Петрович остановился на полпути. Он не любил мата, хотя в своей богатой событиями жизни успел поработать везде, в том числе и там, где матом не ругаются, а говорят. Ситников матерился так, будто наступил конец света. На немой вопрос сообщника он ответил:
– Нас, кажется, опередили…
Иван Петрович подбежал к щиту. Он хорошо запомнил, куда Аркадий Телятин повесил ключ от гостиной. Верхний справа, ближе всех остальных к входной двери, поскольку щит книзу сужается. Сейчас гвоздик с красной шляпкой, похожей на вишенку, был пуст.
– Возможно, перепутали… перевесили, – пробормотал Иван Петрович, хватая все похожие ключи.
– Повесь назад! – одернул его Ситников и кинулся в кабинет.
Там никого не было. Верзила принюхался, словно собака, готовая взять след, потом положил ладонь на кожаное кресло. От его обивки пахло сладковатыми духами, которыми пользовалась Телятина.
– Еще теплое. Только что ушли, – сказал он вошедшему сообщнику. И брезгливо вытер руку о штаны. Запах оказался липучий и тягучий, как дешевая конфета-карамелька, от него трудно было отмыться. Ситников терпеть не мог сладкого, и Телятина сразу же стала ему противна. – Убежали.
– Выходит, они догадались?
– Сообразили. Хотели позвонить по телефону, и…