Книга Вампиры здесь тихие - Елена Никитина

— Господи, Светик, откуда у тебя такие мысли?! — снова раненой белугой взвыл Вадим, будто я оскорбила его в самых лучших чувствах. — Единственная любовница, которая у меня есть кроме тебя, — это работа.

— Никогда не думала, что ты страдаешь настолько своеобразными извращениями, — совершенно серьезно прокомментировала я откровенное признание и многозначительно кивнула в сторону кухни, намекая на достойные криминальной хроники фотографии. — Или ты ими наслаждаешься?

— Свет, я ими не наслаждаюсь, я их и-зу-ча-ю. — Муж специально по слогам произнес последнее слово, чтобы некоторые недалекие особы в моем лице как можно лучше поняли и как можно глубже прониклись важностью этого слова.

— Своеобразно ты это делаешь, — не оценила я оказанного мне высокого доверия. — А письменное разрешение на использование своих тел в лабораторных нуждах они тебе уже посмертно подписывали? И я не про мышек со свинками спрашиваю.

— Дорогая, ты как маленькая, ей-богу, — подивился моей наивности Вадим и осмелился кинуть на меня мимолетный взгляд. Наверное, хотел убедиться, что я не держу над его драгоценной головой что-нибудь увесистое. Убедился, быстро отвел глаза и продолжил гораздо увереннее: — Иногда ради великой цели можно и обойти некоторые законы. У нас в стране почти все так живут, не мне тебе рассказывать. Только эти «почти все» набивают исключительно собственную мошну, совершенно не думая об окружающих. Им кажется, что их главная цель жизни — быть богатым. И больше ничего. А сколькими трупами и покалеченными судьбами добыто это благосостояние, их не волнует. Спроси у такого: «Господин хороший, а зачем тебе все эти несметные богатства нужны? Ведь даже десятой части всех твоих средств хватит на безбедное существование трем, а то и четырем-пяти поколениям потомков. А уж сколько нуждающихся семей можно прокормить — вообще не счесть». Знаешь, что он на это тебе ответит? — Выдержав небольшую паузу, Вадим понял, что ответа от меня не последует, и закончил сам: — Ни-че-го! Он просто не сможет внятно объяснить, на кой ляд этому недалекому толстосуму все накопленные сбережения, акции, золото-бриллианты и прочая мертвая хренотень. Для поднятия социального статуса в заоблачное поднебесье? Да, есть такое. Для удовлетворения собственных эгоистичных прихотей? Конечно. Деньги, особенно огромные, придают чувство уверенности? Естественно. Только он, недальновидный, не понимает самого главного — никакие богатства в мире не спасут его от неизлечимых болезней и смерти. Ни одному олигарху еще не удалось прихватить с собой на тот свет больше, чем есть он сам. Причем без одежды. А им все мало, все никак не нахапаются. И куда потом деваются все эти многомиллионные счета? Переходят по наследству к точно таким же глупым прожигателям жизни, и если бы только своей.

— Почему же обязательно к прожигателям? Многие из них перечисляют довольно крупные суммы в разные общественные организации, больницы, храмы, детские дома. Открывают благотворительные фонды, в конце концов, — закономерно возмутилась я, не совсем понимая, почему муж так раздухорился против сильных мира сего. Вроде нам дорожку никто из них не перебегал.

— Да потому что быстрее ты из жалости отдашь последнюю копейку на обновление древнего медицинского оборудования в глухом сельском лазарете и будешь месяц перебиваться с хлеба на воду, свято веря в благородство своего поступка, чем эти не просчитают выгоду с каждого отданного якобы безвозмездно рубля. — Вадим вошел во вкус собственной пламенной речи и, забыв о наших недавних… хм!.. разногласиях, повернулся ко мне: — Света, пока в мире есть деньги, все можно купить и продать. Замки и острова, посты и образование, любовь и ненависть, нежность и ласку, добро и надежность, отношения, мир, дружбу, духовность. Да что там говорить — даже детей сейчас чуть ли не на каждом углу продают. Вопрос только в цене. А перечислять баснословные суммы в детские дома я вообще считаю верхом идиотизма. В этом рассаднике потенциального криминала не может вырасти ничего достойного, уж если даже матерям они оказались не нужны…

— Вадим, о чем ты говоришь?!

Я отказывалась верить собственным ушам. Такое впечатление, что мужа мне незаметно подменили. Где и на каком этапе, не берусь сказать. Вижу только, передо мной сейчас жестокий расчетливый человек, совершенно чужой и незнакомый. Как я могла столько времени обманываться? Или же сама по глупости напялила на себя розовые очки с образом прекрасного, почти идеального мужчины, а он просто не мешал процветать моей близорукости? Неужели того самого Вадима, доброго, отзывчивого, понимающего, никогда не было, и всю замужнюю жизнь я прожила с таким вот чудовищем, даже не подозревая об этом? Или просто не замечая некоторых несоответствий. Например, странных чужих запахов, которые Вадим часто приносил с работы. Они не были женскими, чтобы заподозрить измену, скорее это были запахи… крови и разложения! Какая же я после этого идиотка!

— Как — о чем?! О справедливости конечно же! — Мой озабоченный благоверный даже не заметил произошедших со мной перемен по отношению к нему, слишком был увлечен своей праведной отповедью. Даже бояться дальнейшего допроса с пристрастием перестал. — Эти зажравшиеся свиньи не понимают, что не удастся так легко замолить многочисленные грехи, которые даже по тем, — указательный палец возмущенно ткнулся в хмурое серое небо, — законам тянут на посмертный отказ от рая без права на амнистию. И обмануть болезни и смерть с помощью десятизначных счетов в швейцарском банке тоже не получится. Зато все это можно значительно отсрочить, вложив всего лишь значительную часть своих накоплений (они не обнищают, поверь) в кое-что более благонадежное, чем детские дома, храмы и вся остальная сомнительная благотворительность. В науку! В настоящую Науку с большой буквы, а она требует вложения таких же больших денег. Светка, неужели ты не понимаешь, что мне и моим ребятам удалось сделать то, что не удавалось еще никому. Даже самому Богу! — Вадим так разволновался, что его лоб покрылся испариной, а уши и нос, несмотря на довольно теплый день, странным образом раскраснелись. Но все это не мешало одержимому манией величия мужчине вдохновенно продолжить: — Правда, последний, возможно, просто не хочет, но это уже его трудности.

— Зачем ты так богохульничаешь? — Мне как христианке, не очень часто, правда, посещающей церковь, но в душе свято верящей во Всевышнего, было противно слушать столь омерзительные речи. Да, я знаю очень мало молитв и почти не соблюдаю постов, но надругаться над божественной святостью не дам. — Для многих людей вера — это спасение, надежда и опора в жизни, — принялась отважно защищать я духовное наследие. — Существуют иконы, которые действительно являют миру чудеса, не подвластные никакому научному объяснению. Исцеления, помощь в, казалось бы, безнадежных ситуациях, заступничество. Ты не можешь этого отрицать. И если твоему сердцу неподвластны столь возвышенные душевные понятия, это еще не повод подвергать их сомнению и уж тем более осквернению.

— А я, между прочим, тоже верующий, — с вызовом заявил супруг. — Только в отличие от вас, наивных, я верю в приносящую реально ощутимые плоды науку, а не в эфемерную загробную жизнь, которую и подтвердить некому, очевидцев-то нет.

— Все!!! Хватит!!! — сорвалась-таки я на крик. — Не хочу больше тебя слушать! — и демонстративно закрыла уши ладонями. — Замолчи сейчас же, или я за себя не отвечаю!!!