Книга Черный лед - Энн Стюарт

— И что мы станем теперь делать? Выйдем на двор и будем лепить снеговиков? Мне кажется, моя одежда для этого не подходит. — Да, она сумела подпустить достаточно холода в голос. Он не должен ни на мгновение заподозрить, какая буря бушует в ней.

Бастьен зажег свечи. Его лицо обметала легкая тень — на подбородке и щеках показалась щетина, и это ее странно взволновало. Все время, сколько продолжалось их бегство, он выглядел безукоризненно ухоженным, даже когда убивал кого-нибудь или просиживал целую ночь на полу, попивая вино.

Его длинные волосы растрепались и в беспорядке упали на лоб; вид у него был помятый и удивительно человеческий. И это встревожило Хлою еще больше.

— Должно быть, я мешаю твоей личной жизни, — вдруг сказала она совершенно неожиданно для себя, не успев прикусить язык.

Бастьен как раз рассматривал остатки еды, прикидывая, что делать с хлебом и апельсинами. Он повернулся и уставился на нее со странным выражением во взгляде темных непроницаемых глаз.

— О чем ты говоришь?

— Ну ты вроде как исчез вместе со мной. Разве у тебя нет кого-то, кто сейчас гадает, куда ты пропал? — С каждым словом она запутывалась все больше, но остановиться уже не могла. Вечная ее беда — она слишком много болтает, выругала себя Хлоя.

— Кого-то?

— И незачем повторять, как попугай, все, что я скажу. — Она разозлилась и растерялась одновременно. — Я говорю о человеке, значимом для тебя. О человеке, с которым ты живешь…

— Так ты говоришь о мужчине? — Он рубанул наотмашь то, что она хотела высказать обиняком, и выглядел при этом чересчур, на ее взгляд, изумленным. — Ты решила, что я голубой?

— Я пыталась сказать об этом как-нибудь осторожно, — призналась она, уже не скрывая своего раздражения. — Просто очень на то похоже.

— Почему «на то похоже»?

Вот бы выхватить у него нож и отрезать себе язык, жалобно подумала Хлоя. Как вообще можно было умудриться заговорить об этом? Почему она просто не заткнулась с самого начала?

— Все в порядке, Хлоя, — сказал Бастьен, когда она так и не смогла ответить. — Ты сочла меня голубым, потому что я не захотел тебя трахнуть. Так ведь?

Она падала все глубже и глубже; его намеренная грубость заставила ее лицо вспыхнуть ярким румянцем.

— Я на это и не рассчитывала.

— Ой ли? Так ты считаешь, что если мужчина к тебе не пристает, то лишь потому, что ему вообще не нравятся женщины, и никак иначе? А что это ты так заинтересовалась? Не думал, что мои сексуальные предпочтения способны на что-то повлиять.

— Они ни на что и не влияют.

— Тогда зачем ты спрашиваешь?

Хлоя наконец сумела овладеть своим голосом.

— Не надо, — сказала она. — Попасть в капкан и сидеть в этой черной дыре с тобой — уже достаточно скверно само по себе. Не надо еще и прижимать меня к стене словами. Я просто полюбопытствовала.

— Ты уже и так была физически прижата к стене. Во многих смыслах, — ответил он, и она невыносимо отчетливо вспомнила тот момент в замке, когда он вошел в нее, и темную судорогу наслаждения, охватившую ее тело.

— Хватит! — Хлоя почти задыхалась.

К ее изумлению, Бастьен оставил ее в покое, сел обратно на кровать, держась на приличном расстоянии от нее, и протянул ей зачерствевший багет. — Сыр мы прикончили, но еще есть пара апельсинов. Попозже надо будет найти тебе нормальную еду.

— Где? В аэропорту? Снегопад прекратился? — Она взяла кусок черствого хлеба из его рук и принялась его грызть.

— Хлоя, я все это время находился рядом с тобой. Я знаю ровно столько, сколько и ты. Но мы скоро отсюда исчезнем. Чтобы тебя не засекли, главное — все время перемещаться с места на место. Пройдет немного времени, и нас здесь найдут, а я хочу убраться до этого. К счастью, снег засыпал такси, так что даже с вертолета его вряд ли увидят. Но чем скорее мы уберемся отсюда, тем лучше.

Хлеб хрустел на зубах, как песок, но она продолжала жевать.

— Куда мы направляемся?

Бастьен принялся обдирать кожуру с апельсина. Кроваво-красный плод лежал на его ладони, сладкий цитрусовый запах заполнил комнату, и Хлоя содрогнулась.

— Пока не знаю. Открывай рот. — Он протягивал дольку апельсина, но Хлоя замотала головой.

Он сделал неуловимое движение — эти его движения всегда ее пугали, — и ее подбородок оказался зажат в его длинных пальцах.

— Открой рот и съешь апельсин, Хлоя.

У нее не было выбора — ее лицо лежало в чаше его руки, его темные бесстрастные глаза не давали ей уклониться.

— Открой рот, — опять произнес он, голос его стал мягким, почти чувственным, и она покорилась, позволив ему положить ей на язык кусочек фруктовой терпкой сладости.

На одно безумное мгновение ей показалось, что вслед за этим она ощутит его рот, его язык. И в самом деле безумие — он сидел далеко от нее, а она медленно жевала апельсин. Он не хотел ее, благодарение Богу. Он спасет ее от всех прочих, а она спасена от него. Надо быть благодарной за эту малую милость. Надо.

— Извини. — Слово вырвалось неожиданно для нее самой, но стало еще большей неожиданностью для него. Его взгляд нашел ее в крохотной комнате, освещенной свечами.

— Что ты сказала?

Она закашлялась. Вкус апельсинового сока наполнял ее рот. Ее губы хранили прикосновение его пальцев.

— Я сказала — извини. За то, что задавала тебе невежливые вопросы, что спорила с тобой, пыталась бежать и не слушала, что ты говоришь. Ты изо всех сил старался защитить меня, а я только и делала, что ныла и жаловалась. Извини. И… благодарю тебя.

Он поднялся с кровати и отошел от нее как мог дальше, сколько позволяло крохотное пространство комнаты. Его непроницаемые глаза наблюдали за ней из-под полуприкрытых век.

— Благодаришь? Я думал, ты считаешь меня исчадием ада.

— Ты и есть исчадие ада. — В ней вновь вскипело раздражение. — Но ты спас мою жизнь по крайней мере дважды, а я ни разу не сказала тебе спасибо.

— И пока не говори. Когда ты окажешься в Штатах, в безопасности, тогда можешь уделить в своих мыслях место и для меня.

— Почему ты так беспокоишься? Я не понимаю, зачем тебе столько возиться со мной. Я помню твои слова о том, что ты спас меня от Хакима из прихоти, но не верю в это. Мне кажется, ты вовсе не такой бездушный, как сам считаешь, и в решающий момент не смог позволить Хакиму убить женщину. Глубоко внутри я чувствую, что ты человек порядочный, даже если не знаю, кто ты на самом деле, что собой представляешь, даже не знаю, каково твое настоящее имя.

— Тебе не нужно знать мое настоящее имя. Кроме того, ты заблуждаешься. — Голос его сел. — Я бездушный ублюдок. У меня нет привычки спасать женщин, которые лезут туда, откуда должны были бежать со всех ног. Что касается тебя, то легче отправить тебя назад в Штаты, чем избавиться здесь.