Книга Иствикские ведьмы - Джон Апдайк

Наконец Сьюки пробралась к молодой девушке, обогнув гигантское крыло красного «Кадиллака», которым осторожно управлял суетливый подслеповатый Хорас Лавкрафт. На Дженнифер была грязноватая, с обтрепанным подолом старая парка из буйволовой кожи и один из шарфов Фелисии, лиловый, свободной вязки, обернутый несколько раз вокруг шеи и подбородка. Ростом ниже Сьюки на несколько дюймов, она казалась недокормленным беспризорным ребенком, глаза у нее слезились, а нос покраснел. Термометр в тот день стоял около нуля.

– Как дела? – спросила Сьюки с напускной бодростью.

Рядом с нею девушка была такой же маленькой и молодой, как она в сравнении с Александрой. Хотя Дженнифер и была недоверчива, ей ничего не оставалось, как уступить старшей.

– Неплохо, – ответила девушка тонким голоском, ставшим совсем тихим оттого, что она замерзла. Живя в Чикаго, Дженнифер приобрела среднезападный носовой выговор. Она посмотрела Сьюки в лицо и сделала решительный шаг, сказав доверительно: – Там столько всего, мы с Крисом поражены. Мы оба жили, как цыгане, а мама и папа хранили все – рисунки, которые мы нарисовали в детском саду, школьные табели с оценками, множество коробок со старыми фотографиями…

– Это должно быть грустно.

– Ну да, и это расстраиваетнаши планы. Они должны бы были сами распорядиться. И видно, что в последние годы все было пущено на самотек. Миссис Перли сказала, что мы много потеряем, если не повременим с продажей до весны, когда сможем все покрасить. Дом будет стоить, может быть, тысячи две, и добавьте еще десять, стоимость участка.

– Послушай. Да ты замерзла. – Сама Сьюки чувствовала себя уютно и великолепно выглядела в длинной дубленке и шапке из рыжей лисы с таким же медным блеском, как ее волосы. – Давай зайдем в «Немо», и я угощу тебя кофе.

– Ну… – Девушка поколебалась, но потом поддалась искушению согреться.

Сьюки начала наступление:

– Может, ты ненавидишь меня из-за того, что рассказывают. Если так, то стоит поговорить.

– Миссис Ружмонт, почему я должна вас ненавидеть? Просто Крис сейчас возится в гараже с машиной, с «Вольво», даже у машины, которая от них осталась, просрочен техосмотр.

– Что бы с ней ни было, потребуется больше времени ее починить, чем они скажут, – авторитетно заявила Сьюки, – и уверена, Крис доволен. Мужчины любят возиться в гараже. Им нравится весь этот грохот. Мы можем сесть за один из столиков у окна, чтобы ты увидела, когда он вдруг появится. Пожалуйста. Видишь ли, мне жаль твоих родителей. Клайд был добрым начальником, и у меня теперь проблемы на работе.

Заржавленный «Шевроле» 1959 года, с корпусом как крылья чайки, чуть не задел их хромированным бампером, когда подъезжал через бордюр тротуара к зеленовато-коричневому окошку. Сьюки тронула девушку за рукав, чтобы предостеречь, и потом не отпустила ее, убедив перейти на другую сторону улицы к «Немо». Портовую улицу не раз расширяли, потому что в этом веке движение транспорта стало напряженным, кривые тротуары местами сузили настолько, что двоим не разойтись, и некоторые старинные здания выступили какими-то странными углами. Кафе «Немо», где готовили вкусные и недорогие блюда, помещалось в небольшой алюминиевой коробке с закругленными углами и широкой красной полосой по бокам. В этот час народ толпился только у прилавка – безработные или пенсионеры, некоторые из них кивнули или помахали рукой, приветствуя Сьюки, но не так радостно, как прежде, до того, как Клайд своей смертью поверг в ужас весь город.

Маленькие столики у окна были свободны, а окно на улицу, из которого открывался красивый вид, запотело, и по нему стекали струйки воды. Когда Дженнифер прищурилась от солнца, в светлых уголках ее глаз обозначились морщинки, и Сьюки увидела, что она не такая юная, как показалось на улице. Да еще эти старые тряпки. Грязную парку, заклеенную прямоугольными заплатками из рыжеватого винила, она несколько церемонно перекинула через спинку стула рядом с собой и положила сверху свернутый длинный лиловый шарф. Под паркой оказалась простая серая юбка и свитер из белой овечьей шерсти. У нее была аккуратная пухлая фигурка, и во всем проглядывала простоватая округлость – руки, груди, щеки и шея – все было одинаково округло.

Ребекка, неряшливая уроженка Антигуа, с которой, как известно, водил компанию Фидель, подошла, покачивая крутыми бедрами, ее толстые серые губы сморщились, казалось, они скрывали все, что она знала, а знала она многое.

– Что желают леди?

– Два кофе, – попросила Сьюки и неожиданно заказала также маисовые лепешки. Они были ее слабостью, такие рассыпчатые и жирные, а сегодня такой холодный день.

– Почему вы говорите, что я могу вас ненавидеть? – спросила девушка с удивительной прямотой, но мягким тихим голосом.

– Потому, – Сьюки решила с этим разделаться сразу, – что я была с твоим отцом. Ты знаешь. Была его любовницей. Но не долго, только с лета. Я не хотела сложностей, я просто хотела ему что-то дать, самое себя, больше ничего у меня нет. А он был милым человеком, как тебе известно.

Девушка не выказала удивления, а задумалась, опустив глаза.

– Знаю, – сказала она. – Но последнее время не очень милым. Даже когда мы были маленькими, он казался рассеянным и удрученным. И потом, по вечерам от него исходил какой-то странный запах. Однажды я хотела обнять его и задела большую книгу у отца на коленях, она упала, а он начал меня шлепать и не мог остановиться. – Она подняла глаза, собираясь сделать еще одно признание, но замолчала, в ней чувствовалось смешное самолюбие, самолюбие кроткого человека, даже в том, как аккуратно поджимала она красивые ненакрашенные губы. Верхняя губка брезгливо приподнялась. – Расскажите мне о нем вы.

– Что именно?

– Каким он был.

Сьюки пожала плечами.

– Мягкий. Благодарный. Застенчивый. Он слишком много пил, но, если знал, что мы встречаемся, старался не пить. Он не был глупым, скорее – несколько заторможенным.

– У него было много женщин?

– Нет. Не думаю. – Сьюки обиделась. – Только я, уверена. Знаешь, он любил твою мать. По крайней мере, пока у нее не появилась навязчивая идея.

– Какая навязчивая идея?

– Уверена, ты знаешь лучше меня. Усовершенствовать этот мир.

– Довольно благородно, не правда ли?

– В общем, да. – Сьюки никогда не считала это благородным. Вечные публичные придирки Фелисии, злобные нападки, – она была более чем истерична. Сьюки не хотелось защищаться от этой вежливой замороженной девицы, от одного звука голоса которой можно простудиться. Сьюки предложила: – Знаешь, если ты одинока в таком городе, как этот, хватай, что найдешь, не раздумывая, что к чему.

– Видите ли, – мягко сказала Дженнифер, – я не очень во всем этом разбираюсь.

«Что она имеет в виду? Что она девственница? Трудно сказать, то ли и в самом деле девственница, то ли ее странное спокойствие – доказательство исключительной внутренней уравновешенности».