Книга Три маленьких секрета - Лиз Карлайл

Мэдлин на минуту стихла.

– Мэдди, я не причиню мальчику ни малейшего вреда, – наконец сказал Меррик. – Ты права, это не моя забота. Просто подумай над тем, что я сказал, и поступай, как сочтешь нужным. Если он дразнит девушку, заставь его прекратить глупые шутки.

– Нет, не в этом дело, – выдавила Мэдлин. – Джефф никогда никого не станет мучить. Он очень чувствительный.

– Я знаю это, Мэдлин.

Она неуверенно облизала губы.

– Проблема в том, – сказала она, – что Джеффри не совсем… не совсем здоров.

– Что? – Меррику мальчишка показался здоровым как бык. – Мэдлин, с Джеффом все в порядке.

– Его недомогание из тех, что не сразу бросаются в глаза, – возразила она.

– Мэдлин, не вбивай эти мысли в голову мальчику.

Она прикусила губу, ее глаза наполнились болью.

– Тебе этого не понять!

– С чего ты взяла? Позволь уж мне решать.

– Мне ты такой возможности в свое время не дал, – возмущенно ответила Мэдлин. – Я хорошая мать, Меррик, и знаю своего сына. Я всю свою жизнь посвятила ему. И вижу, что дело плохо и становится еще хуже.

– Прости. Ты права. Я едва знаком с мальчиком. Расскажи, что тебя беспокоит.

Упрямая решимость ее взгляда сменилась неуверенностью.

– Просто у Джеффа богатое воображение. Иногда он говорит странности. – Мэдлин побледнела. – И страдает от приступов меланхолии, часто очень жестоких. Вот почему мы вернулись в Лондон. Я приехала сюда не затем, чтобы ссориться с тобой, Меррик. Я никогда не думала, что мы когда-нибудь встретимся. Мне нужно было найти помощь для сына, но… но в этом я потерпела неудачу.

Меррик стиснул зубы. Более неподходящего момента для боли в бедренном суставе трудно было подобрать. Но боковые па в вальсе сделали свое черное дело. Бедро жгло огнем. Мэдлин заметила заминку.

– Меррик, – резко спросила она, – что случилось?

– Мне нужно остановиться, – сквозь зубы выговорил он, хотя слова были уже излишни.

Взяв Мэдлин под руку, Меррик отвел ее в сторону.

– Нам надо поговорить наедине. Но не в бальном зале.

Она согласилась. Наверное, потому что была в крайнем отчаянии.

– В желтой гостиной?

Меррик прикрыл глаза от очередного приступа боли и покачал головой:

– Только не по лестнице.

Кивнув, Мэдлин вышла из зала. Меррик последовал за ней, стараясь не хромать. За лестницей была маленькая дверь. Мэдлин распахнула ее. Комната походила на кладовую. Вдоль двух стен стояли буфеты, а посередине простой стол и четыре крепких стула. Окон не было. На столе в подсвечнике горели свечи, а на стойке стояла уже вымытая и вытертая посуда.

Мэдлин отодвинула два стула.

– Думаю, тебе лучше сесть.

Меррик не спорил. Опершись на стол ладонью, он опустился на стул. Облегчение наступило немедленно. Мэдлин повернула в замке ключ, потом села рядом. Они сидели лицом к лицу. В узкой комнате их колени почти соприкасались.

– Нога меня редко подводит, – извиняясь, сказал он. – Но иногда так прихватывает, что сил нет.

– Ты нечасто танцуешь. – Это был не вопрос, а утверждение.

– Это заметно? – мрачно улыбнулся Меррик. – Почти никогда. Мой образ жизни этого не требует.

Мэдлин печально смотрела на него..

– Какая у тебя жизнь, Меррик? Прости, не могу удержаться от любопытства.

Он немного помолчал.

– Такая, к какой я всегда стремился, – наконец ответил он. – Жизнь, полная работы и исполнения своего долга, а не светских увеселений. Они случаются крайне редко.

– Понятно. – Мэдлин замолчала, надеясь, что он продолжит, но этого не произошло.

Нервно оглядевшись, она сжала руки на коленях.

– Наверное, нам не следовало сюда приходить.

– Мы уже не невинные крошки, Мэдлин, – заметил Меррик. – И потом, что могут сделать, если нас застанут? Заставят пожениться?

У нее вырвался безрадостный смешок. В маленькой комнате повисла тяжелая тишина.

– Ты хотел спросить о Джеффе, – наконец заговорила Мэдлин. – Прости, я была резка, но сказала тебе все, что знаю. Я думаю, чем скорее мы уедем из Лондона, тем лучше ему будет. Наверное, ему полезнее жить в тихой провинции.

– Что ты имела в виду, когда сказала «меланхолия»? – мягко поинтересовался Меррик. – В определенном возрасте мальчики часто страдают от перепадов настроения, ты ведь знаешь.

Мэдлин не уклонялась от его взгляда. Ее глаза были широко распахнуты и смотрели простодушно.

– Я знаю это, Меррик. Но его печаль выходит за обычные рамки. Это трудно объяснить. Кажется, он считает себя виноватым. Иногда – во всем на свете.

Меррик молча барабанил пальцами по столу.

– Приведи пример, – наконец сказал он. Мэдлин отвела взгляд.

– Ну… хотя бы этот несчастный мистер Чатли, – сказала она. – Джефф вбил себе в голову, что каким-то образом виноват в его смерти.

– Господи! – воскликнул Меррик. – А он-то здесь при чем? Если уж на то пошло, Джефф спас меня от пули.

– Именно это я пытаюсь ему втолковать, – согласилась Мэдлин. – Но он и слушать ничего не хочет и твердит, что чувствует свою ответственность. Я знаю, как работает его мысль. Я много раз это видела. И он… он плачет. Часто, хотя и пытается скрыть это. Ты знаешь, Меррик, как унизительно плакать для двенадцатилетнего мальчика? Эта слабость его убивает.

Меррик ничего не сказал. Он хорошо знал, каково плакать двадцатидвухлетнему мужчине. И не спешил бы позорить бедного Джеффа. Мальчик скоро узнает, что слезы не приносят успокоения и облегчения.

– Он… он по кому-нибудь тоскует? – спросил Меррик. – По отцу, например?

Поколебавшись, Мэдлин покачала головой. Светлый локон выбился из прически и скользнул по ее плечу.

– Они были не слишком близки, – сказала она, все еще сжимая руки на коленях. – Мой покойный муж целиком отдавался своим изысканиям. Джефф и его сводный брат Алвин обожали друг друга, но и в Йоркшире приступы меланхолии повторялись. Первые признаки болезни появились в Италии, когда он был еще маленьким мальчиком. Я всегда знала, что Джефф… другой. Я думала… надеялась, что с возрастом это пройдет. Но увы, стало только хуже.

Меррик был в замешательстве. Он ей верил. Мэдлин могла избаловать мальчика, но то, что она рассказывала, на изнеженность не спишешь.

– Джефф не произвел на меня впечатления чересчур эмоционального ребенка, – заметил Меррик.

Но что он знал? За свои тридцать пять лет он не имел дела с детьми.

– Так что он сказал девочке?