Книга Война после войны. Пропавшие без вести - Юрий Валин

– Предрассудки и клевета! – мгновенно разволновался карлик. – Ну какой мне интерес, если вы заблудитесь, попадете в зубы степным волкам или, что еще хуже, в лапы корыстным горцам? Вы слыхали, какие огромные выкупы они требуют?

– Я знакома с горцами. У них отличный сыр. И бесплатный, – насмешливо сообщила Катрин.

– Вам не те горцы попались. Не настоящие. Морок. Самые горные горцы – те истинные разбойники. Зловещие притом. Сдирают кожу прямо с ушами. У меня тут есть амулеты… – Пикси энергично встряхнул большим мешком.

Блоод тронула своего гнедого вперед.

– Хотите взглянуть? – Низкорослый торговец с готовностью потянул завязки мешка.

Блоод безмолвно откинула капюшон. Негоциант так же молча подхватил мешок и рванул прочь.

Путники двигались по быстро темнеющей дороге. Поразмыслив, Катрин решилась спросить подругу:

– Почему они вас так не любят? Вы же вроде, хм, вообще не пересекаетесь?

– От нас нет пользы. Ни купить, ни продать. Не съесть. Никакие.

Энгус протестующе хмыкнул. Катрин с ним согласилась:

– Знаешь, Бло, – «никакой» тебя точно не назовешь. Индифферентно к тебе относиться вообще невозможно. Мы все здесь белые ненормальные вороны, но ты – нечто вопиющее. Мне бы за тебя Нобелевскую премию дали.

– У Кэт крыша… – понимающе сказала парню Блоод.

– …опять поехала, – подтвердил Энгус.

Катрин улыбалась…

* * *

Дождь шел весь день. Похоже, королевские земли желали как следует попрощаться с путниками. До Ивовой долины оставался один переход, а там граница и знаменитый Южный тракт, по которому придется тащиться непонятно сколько. Катрин не особенно волновалась, время действительно мирное, дорога в общих чертах известна. Туризм, а не поход.

Катрин пересказывала друзьям Илиаду. Лишившись гекзаметра, поэма начала смахивать на многосерийный боевик с мыльным уклоном, но друзья слушали пространное повествование с неослабевающим интересом. Весьма поучительны были и комментарии слушателей по поводу активного вмешательства богов в ту знаменитую античную войну. Особенно ехидствовала Блоод. Вероятно, на основании столь же сомнительной, как и у автора бессмертной поэмы, слепоты.

Ближе к вечеру дорога вывела троих путешественников к крепкому хутору. Хозяин, плешивый брюхатый мужик, громогласно обрадовался гостям. Сулил уютную комнату, жаркое из свинины, молодым дамам – столичный ширитти. Но когда выяснилось, что путешественники не собираются оставаться ночевать, на глазах помрачнел и принялся уговаривать:

– До границы единственный хутор остался. Не успеете до него добраться – ночь застигнет. Да и негоже благородным господам в такой дыре останавливаться. Там и приготовить постель толком не умеют, и страшенных блох развели. Я ведь дорого не возьму… – обращался хозяин в основном к Энгусу. Когда тот сам повел поить коней, не доверив мрачному детине-работнику, хозяин примолк. Но тут же снова зачастил:

– Зачем же вы сами? С дороги ведь, устали. Не доверяете, что ли? Прошу в дом. Погода богомерзкая – сами видите. У нас тут вообще приграничье. Да куда вы, на ночь глядя, поедете? Сейчас свинину жена разогреет. Пиво, ширитти. Все свежее, не сомневайтесь. Если леди пожелают, можно и куреночка поджарить. К утру распогодится. Переночуйте, не обижайте хозяев. Скудно живем, но для таких благородных гостей все, что угодно, найдется. Расскажите, куда путешествуете…

Катрин, которая не любила навязчивого сервиса, морщилась. К тому же толстопузый фермер поглядывал на нее с непонятным выражением. Вроде не грудь оценивает, а куртку. Вот мерзавец. Когда хозяин в четвертый раз принялся сулить чистую постель, подобострастно вертясь за спиной Энгуса, шпионка не выдержала:

– Слушай сюда, уважаемый. Если есть хорошая свинина, мы ее с удовольствием купим. Ночлег нам не нужен, ширитти доморощенным можешь своих свиней порадовать. Мы вообще только тинтаджский джин употребляем. И не крутись под ногами – мешаешь моему другу, а он у нас суровый, может и в ухо дать.

– Суровый? – неожиданно окрысился свинский хозяин. – Здеся все суровые. Не хотите ночевать, – не надо. Пожалеете. Кто вас только пустил таких тщеславных по дорогам разъезжать? Оружия понавешали. Ну ничего, даже благородных дамочек жизнь учит. Здесь вам не Тинтадж. Граница многим ума-разума прибавила. Хотите ехать – скатертью дорога. Вот только за воду заплатите и езжайте.

– За что платить? – Энгус брякнул деревянное ведро на землю и презрительно сощурился. – Где это видано, за воду платить?

– У меня и видано, – хозяин показал в недоброй улыбке остатки зубов. – Ясно дело, проходимцам благородным колодцы чистить-то недосуг, все нам, сирым, трудиться да тратиться приходится. И свининка и вода, она ведь трудом добывается, руками вот этими. А леди наши прекрасные каким манером коняшек таких славных заслужили? Да, молчите-молчите, мы догадливые…

– Пасть закрой, кулацкая морда! – рявкнула Катрин. – Я тебе сейчас харю разобью прямо сапогом своим благородно-незаслуженным. Распустились в глуши, пролетариат навозный, мать вашу. Да кто на твоем гнойном хуторе ночевать согласится? Вот запалить твою халупу с четырех концов, самое богоугодное дело. Что пасть раззявил, тушкан холестериновый?

– Строги вы, леди, не по возрасту, – пробормотал побледневший хозяин. – Уж простите, если не то сказанул. По глупости да темности все.

– Рот вонючий закрой, я сказала, – Катрин поднялась в седло. – Классовую ненависть он мне здесь демонстрировать будет. Махновец первобытный.

Перепуганный хуторянин пятился все быстрее:

– Езжайте, езжайте, господа. Езжайте. Приятного пути. Приятной ночевки. Еще пожалеете, что грозились. Вот свору как спущу…

Из-за дома напуганно рычали собаки. Присутствие ланон-ши, как обычно, напрочь лишило псов агрессивности.

Путешественники выехали в распахнутые ворота.

– Ты его кем ругала? – прошептала Блоод.

– Да кто такой мах? – с любопытством осведомился Энгус. – Это из ваших дарков?

– Это вообще из других дарков, из исторических, – буркнула Катрин. – Лихие были парни, только много годков с тех времен утекло. А этот свиновод, просто хамло деревенское, вовсе без идейной платформы.

– Нет. Людовод, – сказала Блоод.

– Чего? – удивился Энгус.

– Как на хрюшек. Смотрел. Оценивал, – пояснила суккуб. – Как мясо.

– Не нас, кажется, он оценивал, – насупленно сказал парень, – скорее уж, что у нас в мешках, хозяина интересовало.

– Похоже. – Катрин в сердцах сплюнула. – Взгляд определенно мерзкий.

– Так, может, того… – Энгус глянул серьезно. – Может, вернемся и с четырех концов?

– Боги велели прощать на первый раз. Да и время терять незачем.

Дождь иссякал, копыта чавкали по вязкой грязи. Все равно к последнему хутору выехали довольно быстро. Наврал свиновод. До соседей от него было-то всего часа три неспешной езды.