Книга Безымяныш - Андрей Олегович Рымин

пользуется. Сёпа прёт кабаном по стене, тупо скидывая мохнатую погань в ров пачками. Кусок в дюжину шагов он расчистит. Я на этом краю вовсю режу, кромсаю, колю летунов, до которых могу дотянуться. Не мешали бы товарищи по отряду, кого могу случайно задеть, косил бы тварей клинками, что косами — их тут, как в поле колосьев.

У ворот настоящая свистопляска с громом и молниями. Лорды в лёгкую выбивают свою долю врагов. Уж кому-кому, а благородным ничего не грозит. С этой мелочью, пусть и такой многочисленной, они справятся запросто.

Между тем, к беснующимся на стене хортятам всё продолжает и продолжает прибывать подмога. Здешний лес полон мохнатой погани. Видать, лоскут прыгнул прямо к гнездовьям этих хищных зверей. С верхних веток всё падают и падают летуны.

Внезапно у нас над головами из ниоткуда появляется целый рой светлячков. Разлетевшись квадратной сетью на десяток саженей, огоньки размером с кулак остаются висеть в воздухе. Это — искорки Матвея. Командир тоже призвал свой дар.

На прикрытом участке стены становится сразу полегче. Цепляющие огоньки летуны с визгом падают вниз. Искры Бездны насквозь прожигают, что перепонки, что лапы, что туловища с головами.

Мой дар весь вышел. Рублю хортят топором. С копьём здесь не развернуться. Зря я смеялся над Шапкой, таскающим на поясе две широкие короткие сабли. Да, не для охоты на крупного зверя оружие, но сейчас самый раз с ним отплясывать. Приставленный ко мне лордом охранник бегает за мной хвостиком. Я не против. Спина постоянно прикрыта. Мужик бьётся куда лучше меня. Кроме добрых долей, у него, в отличие от просто ловкого малолетки, ещё имеется и мастерство с опытом.

Что у Шапки за дар мне неведомо. В холмах не было повода его применять, но сейчас в любой миг способность моего охранника может понадобиться. Хортят не становится меньше. Мы бьёмся и бьёмся. Руки по локоть в крови. Когда уже эта погань закончится.

— Помогите!

В паре десятков шагов от меня, в центре кучи из разрубленных тушек, крутится с двумя топорами в руках Кожемяка. Рубаха Лима разодрана в лоскуты. Здоровяк весь в крови. Прикрывавший его безымянный из местных по кличке Квашня лежит рядом без признаков жизни. Нужно срочно помочь! К спине друга прицепился летун. Когти лап впились в кожу, пасть пытается отодрать кусок мяса чуть ниже загривка.

Бросаюсь к Лиму, но меня опережает Сепан. Метла тоже выжат, но он и без дара способен на многое. Длинный нож входит зверю в живот. Сёпа сдёргивает хортёнка со спины друга свободной рукой и швыряет через зубчатый парапет вниз.

Ну и ну! Наш Кузьма настоящий везунчик. Живой и здоровый карабкается на стену по сброшенной лестнице. Видать, упал в ров ещё в самом начале. Вода его и спасла. Дожидаюсь трактирщика, помогаю перебраться через край.

— Держись меня!

Чудика пролечили пока мы шарахались по холмам. Не дам труду лекарей пропасть зря. Слабосилок подбирает копьё. Пользы от мужика — ноль без палочки, но мы с Шапкой и сами справляемся. Кстати, летуны перестали валиться на голову. Сеть Матвея? Да нет, искорки давно выдохлись. Неужели, звериная стая имела конец? Очень похоже на то. Мы отбились!

— Раненых вниз! — на всю стену орёт командир.

— Все вниз!

Это уже капитан. От ворот к нам бегут воины в разной одежде. Это вольные!

— Кто в порядке, все в город! — на ходу раздаёт приказы Абос. — Чистить улицы! Быстро! Разбегутся по внешке — замучаемся отлавливать!

И действительно, я совсем позабыл про тех хортят, что перелетели через нас. А ведь их было больше, чем тех, что упали на стену. Сотни, если не тысячи хищников шустрых способны устроить такую резню, что кровь зальёт улицы от края до края.

Соскальзываю вниз по сброшенной кем-то верёвке. За ранеными уже бегут слуги-пустышки — тут справятся без нас. Матвей уже на земле и криками собирает отряд. Это все? И двух десятков ведь нет. Фух… Ещё бегут. Вижу Рыжего, Молчуна, Домовиху.

— Что с мужем? — заглядываю в сухие и собранные глаза женщины.

— Я — вдова.

И, ни слёз, ни предательской дрожи в голосе. В этой паре на Путь становилась она.

— Мне жаль.

— Всё потом, — отталкивает она мои руки.

Не железная всё же. Таки шмыгнула носом.

— Работаем группами по три человека! — торопливо начинает Матвей. — Наш отряд берёт шесть улиц справа от осевой. Двигаемся от стен пока не перестанут встречаться мохнатые. Потом разворачиваемся — и в обратную сторону. Всё, пошли, пошли! Встречаемся здесь же!

Нахожу взглядом Кузьму. Надо взять с собой, а то сгинет ещё. Но меня опережают.

— Чудик, давай с нами, — тянет трактирщика за руку Сёпа. — Будешь делиться удачей, везучая морда.

В тройке с Метлой и Медведушкой дядька не пропадёт. А что Лим? Здоровяк весь в крови, но где там своя, где чужая пойди разбери. На ногах стоит твёрдо. Те раны, что нанёс Кожемяке летун, для него ерунда. С другом Глист и Лупатый из новеньких. Возьму Рыжего. Эф пока не решил, с кем идти.

— Эй, давай сюда, — машу одарённому.

Третьим, ясное дело, со мной идёт Шапка. Мы одни из последних. Остальные уже убежали. Выбираю направление. Трусим вдоль стены к дальней улице из указанных командиром. Во внешке они идут часто. На квартале между двух крупных до десятка поменьше. По дороге срубаю хортёнка, попытавшегося броситься мне на голову с крыши одного из домов.

— Смотрим вверх! Не все на земле!

Но внизу тварей всё-таки больше. Внешка тонет в душераздирающих воплях. Стоит отвернуть от стены, как в узких лабиринтах хаотичной застройки начинается Бездна. Пустышки, в основном дети и женщины, куда-то бегут, не разбирая дороги. Хортята повсюду. Здесь у них нет противников, только жертвы. И зверей гонит явно не голод. Напрыгнуть, загрызть — и на поиски новой двуногой добычи. Хозяева леса истребляют пришельцев, явившихся к ним вместе с домом, накрыв им часть дома чужого. По крайней мере, другого не приходит на ум.

Ох, сколько здесь трупов… Особенно детских. Я мгновенно зверею. Среди маленьких растерзанных тел мне мерещатся: Важ, Зуя, Фока и остальные сиротки, кого я оставил в Предземье. Эх, дара нет… Но и топоры — второй я подобрал ещё на стене — при моих долях замечательно рубят ненавистную мохнатую плоть.

Взмах — и хруст звериного черепа мгновенно сменяется чавканьем. Ещё удар —