Книга Игра на одевание - Алексей Викторович Макеев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Где он большая рыба?
– Спокойная. Он выходит рыбачить на угол по выходным. Растит в мамином саду розы с кулак. Пьет в любую погоду чай на веранде по утрам. А Алле хотелось стать знаменитой, прежде чем петь колыбельные дочери с сыном. И славы как побочного эффекта того, что мир услышал ее песни. Ей хотелось быть деревом с широкой кроной, которое видно издалека, а Володе – неприметным кустом смородины с мясистыми ягодами в толстой кожице, глубоко пустившим корни в родной земле. Дочь всегда говорила, что их судьба – встретиться, как в «Форресте Гампе», когда настанет конец ее блужданиям. И она обретет дом и покой.
– То есть она не сбежала со свадьбы, а перенесла ее?
– Конечно.
– Владимира это разозлило?
– Он любил Аллу такой, какая она есть. Поэтому нет.
– Был ли у нее кто-то еще, с кем она была близка, например, в Саратове? Человек, с которым она могла встретиться до автобуса сюда.
Сосновская впервые ответила неуверенно:
– Яша разве что…
– А поподробнее?
– Яков Гримм, тоже музыкант, поэт, композитор. Их стили с Аллой похожи. Она с детства любила «Вересковый мед» Роберта Стивенсона. Ей нравился и роковой сюжет, и подзаголовок «Галлоуэйская легенда» по названию местности в Шотландии. Уже учась в музыкальной школе, она начала сочинять такие баллады. Яша же смешивал все подряд: средневековые метания карликов, царство Аида, ожившие куклы, ведьминский девишник на Хеллоуин.
– Богатая фантазия…
– Или болезнь. Все сторонились его, но Алла могла говорить с ним часами. Они пересекались иногда в Саратове, пару раз вроде в Питере и Москве.
– А могла она легко довериться незнакомцу?
– Вряд ли. Аллочка была опытной путешественницей, полгода жила в Ижевске и пела там в каком-то пабе с группой местных музыкантов.
– Она выходила на связь после приезда в Саратов?
– Да. Прислала очередное смешное фото. У нас с ней с детства была игра – присылать друг другу смешные фото с остроумными комментариями. Например, – она показала на календарь на стене, – эту она сделала в Грузии. Бездомная собака украла у домашней кошки сосиску, и Алла подписала: «Естественный отбор».
Впервые за прошедшие дни Илья рассмеялся искренне.
– Что она в тот день прислала?
– Вот это. – Сосновская показала сообщение в WhatsApp – фотографию мужской руки с браслетом, на котором болталась улыбающаяся голова Джокера. Снимок сопровождала надпись «Мужчина с шармом».
– Она что-то говорила об этом фото?
– Нет. Просто прислала, и все. Надо было говорить с ней всю дорогу, не переставая. Но мы с Володей так ее ждали, готовились. Он с утра сновал между нашими домами. Коптил рыбу, приносил из погреба томатный сок и абрикосовый компот.
– Значит, он был здесь?
– Как он и обещал ей.
– Ангелина Германовна, вы сказали, что Алла не сбегала со свадьбы, не убегала из дома. Она присылала вам фото. Тогда зачем было подавать заявление на розыск? – внезапно вспомнил такой факт биографии Аллы Сосновской Илья.
– Она сбежала… поначалу. Исчезла, испарилась из города накануне свадьбы. Я не знала, что и думать. Трубку Алла не брала, на сообщения не отвечала. Я и пошла в полицию. А уж потом все выяснилось, через месяц-полтора. Как ни в чем не бывало дочь написала о своих планах познать мир и прославиться…
На обратном пути заднее сиденье машины Ильи было уставлено контейнерами со сладким узбекским пловом, фаршированной уткой, бугламой, оливье, сациви, сельдью под шубой, запеченными яблоками со светлым изюмом и цветочным медом, французскими крепами с вишневым и крыжовенным вареньем, лепешками с зеленью, замороженным виноградом, прозрачными, сахарными кусочками туркменской дыни. По резиновым коврикам катались бутыли с домашним сливовым и клубничным вином из погреба Владимира Канева – погруженного в депрессию психолога средней школы номер три, который, прощаясь, попросил Юдина найти убийцу своей вечной невесты.
За его поразительным спокойствием следователь расслышал самую глубокую боль, на которую способно любящее сердце.
– Она бы не пошла с человеком, который не внушает доверия. Но без колебаний откликнулась бы на просьбу спеть.
– Спеть? – переспросил Юдин.
– Да, она часто соглашалась выступить бесплатно перед теми, кому это было по-настоящему нужно. Дом престарелых в Белогорном, дом инвалидов в Балашове, госпиталь для ветеранов войн в Тюмени, детский дом в Балашихе, Азовская детская колония, семейная школа для малоимущих семей в Орле – Алла выступала везде, где просили. Если у людей не было другой возможности услышать музыку, она была готова спеть. Даже в нашей школе выступала на выпускном вечере и встрече выпускников.
– Как вы справлялись без нее этот год? Как жили после ее отъезда?
– Мне помог совет отца, данный потерявшему любовь всей жизни сыну, в фильме «Один день». Лучшее, что ты можешь сделать, – это жить так, будто она еще здесь. Что ж, так и продолжу. Буду пить чай на веранде, будто она сидит рядом. Варить уху, будто она поглядывает на икру в нетерпении. Подсыпать зерно в кормушку для птиц, чтобы они не разбудили ее, пока она спит после того, как занималась йогой на закате, а потом сочиняла ночью.
Когда машина Юдина остановилась на одном из последних светофоров Петровска, он нашел в соцсетях страницу Аллы Сосновской и включил одно из видео.
– Привет, народ! – улыбаясь, говорила она. – Я сижу в летнем кафе в Сочи, и приближается мое любимое время, закат. Самое время спеть несколько песен, чтобы проводить солнце. Йога для голоса – это не только «ом». Это слова, которые вашему внутреннему – или внешнему, если он есть, – ребенку сейчас нужны.
Она запела «Ноктюрн» Арно Бабаджаняна и Роберта Рождественского, и, пока ее голос, наполняясь тоской и великой силой самопожертвования, пропел: «Хоть случайно, хоть однажды вспомни обо мне, долгая любовь моя!», ее мягкие, спадавшие на рукав простой джинсовой куртки русые волосы на прощание позолотило уходящее в темноту солнце.
* * *Когда Станислав Крячко подъехал к знаменитому жилому дому на Котельнической набережной, в его машине играла песня из того же поста. Однако запечатленная там безмятежность морского пейзажа робко отступила перед помпезностью сталинского ампира, который выбрал, чтобы осесть в столице, ученый с мировым именем, титулованный специалист по средневековой медицине, член Лондонского королевского общества и Парижской академии наук, успешный писатель и консультант кинокомпаний Лейб Давидович Баршай.
Когда двери советского лифта открылись на шестом этаже, полковник едва не столкнулся с невысокой, спортивной молодой шатенкой в черном комбинезоне с имитацией корсета и прямыми брючинами, которые делали ее образ графичным и строгим. Одежда подчеркивала аристократичную бледность ее кожи, которая никак не сочеталась с россыпью светлых веснушек на лице, едва казавшимся привлекательным из-за выступающей нижней челюсти и узких, шустрых карих глаз, которые, очевидно, диагностировали
