Книга Закон мести - Дженнифер Блейк

Рефухио поклонился и, повернувшись, легко вскочил в седло. Он застыл в центре поля, пока остальные выходили вперед, чтобы представиться и засвидетельствовать свое почтение судье и зрителям. Выполнив это, сражающиеся вскочили на коней и разъехались по местам, выстроившись за линиями, начерченными на поле. Факелы потушили, ткнув их в песок, и воцарилась темнота.

Внезапно стало так тихо, что было слышно, как бормочут волны, накатываясь на песок. Фыркнула лошадь, звякнули удила. Где-то вдали залаяла собака. Кто-то чихнул, и женщина проглотила смешок.

В полумраке вырисовывались два ряда всадников. Их темные силуэты чернели, как тени, в призрачном свете луны. Ветер перебирал лошадиные гривы, раздувал широкие рукава смутно белевших рубашек Филиппа и его друзей, выстроившихся справа. За ними неустанно билось о берег море, и светлая лунная дорожка поднималась и опускалась на волнах.

Пилар никто не предупредил заранее, что она должна будет дать сигнал. Она не могла придумать, как это сделать. Где-то за ее спиной барабанщик выбивал легкую дробь, которая становилась все громче. Она огляделась по сторонам в поисках какого-нибудь предмета: музыкального инструмента, косынки. На худой конец можно было бросить что-нибудь на поле. Вдруг она замерла. Взглянув на платье, Пилар увидела, что там еще осталась одна светлая ленточка. Она вполне могла ею пожертвовать. Быстро развязав ленту, она вскочила на ноги и подняла ее над головой. Шелк развевался на ветру, светясь в лунном сиянии. Затем широким жестом Пилар кинула ленту в сторону поля. Кусок шелка медленно скользил по воздуху, переливаясь и поблескивая, затем опустился на землю. Барабанщик в последний раз ударил в барабан.

Ночь взорвалась криками, визгом и стуком копыт. Всадники сошлись с такой силой, что лошади встали на дыбы. Слышались стоны и ругань. Сталь глухо ударялась о деревянные щиты. Заржала одна лошадь, другая попыталась вырваться из гущи сражения, но всадник направил ее обратно. В этой мешанине каждый сражался сам за себя.

Толпа, вновь обретя голос, принялась вопить, поощряя дерущихся, и передвигаться с места на место, чтобы лучше видеть. Мужчины восхищенно тузили друг друга, некоторые женщины визжали и подпрыгивали, в то время как другие беспомощно крутили головой, не видя, что происходит. Пилар стояла, сжав кулаки. Она с трудом могла вынести это зрелище, но отвернуться у нее не было сил. Одна из лошадей упала. Всадник успел соскочить с нее и ловко увернулся, избежав копыт чужих коней. Судя по росту и комплекции, это был Энрике. Некоторое время он метался по сторонам, пытаясь поймать охваченную паникой лошадь. Его преследовал конник из отряда соперников. Лошадь Энрике умчалась, и он повернулся к нападавшему. Энрике ускользал и увертывался, не выпуская из рук шпаги. Затем он внезапно упал, прокатился под брюхом лошади своего противника и, вынырнув с другой стороны, стащил того за ногу. Во тьме блеснула сталь. На белой рубашке противника Энрике расплылась темная полоса. Энрике вскочил в седло и направил лошадь в самую гущу боя.

Затрещала барабанная дробь, раненый, пошатываясь, стоял на краю поля. Друзья сняли с него рубашку, чтобы перевязать рану. Число сражающихся уменьшилось. Их стало семь.

Пилар напряженно следила за дерущимися. Ей показалось, что она заметила странный удар, отраженный щитом. Один из людей Рефухио ударил не врага, а своего. Возможно, произошла ошибка, но Пилар застыла, затаив дыхание. В этой мешанине сражающихся всадников, вооруженных шпагами, могло произойти все что угодно. Все.

Среди шума битвы, хрипа лошадей и выкриков, сопровождающих удары, слышался спокойный, надменный, уверенный голос, высмеивающий и исправляющий каждую ошибку, поясняющий каждый выпад и руководящий всеми. Это был Рефухио, изматывавший противника на свой лад, дававший указания, которым дерущиеся могли подчиниться или нет, в зависимости от их желания. Ценность этих указаний не сразу бросалась в глаза. Толпа, слушая все это, хохотала и одобрительно кричала. Темп сражения замедлился. Теперь противники действовали осторожно, их удары стали более обдуманными. Мрачная настойчивость сменила гнев, азарт и жажду крови.

Облака затягивали луну, на поле становилось все темнее и темнее. Наконец лунный свет совсем погас. Остались лишь отблески звезд на упряжи и удилах и бледные отсветы на рубашках людей Филиппа. Рефухио и его люди словно превратились в духов тьмы, появлявшихся, исчезавших и наносивших удары словно из пустоты. Лезвия их шпаг непрерывно двигались, словно цепы во время молотьбы. Когда сталь встречалась со сталью, в воздух летели оранжевые искры. Кони, выращенные на острове, были прекрасными, породистыми животными, но они не привыкли к сражениям в темноте и все больше и больше нервничали, дико взвизгивая и получая удары, предназначавшиеся их хозяевам. В это время выбыл из игры Чарро.

Пилар не видела, как это произошло. Чарро находился в самой гуще сражения, когда Рефухио прокричал какой-то приказ, заставивший того опустить щит и повернуть лошадь. Техасец соскользнул с седла и некоторое время стоял, поглаживая и успокаивая коня, затем медленно повел его туда, где стояла Пилар. Когда Чарро приблизился, она увидела струйку крови, стекавшую по его лицу, и темную линию пореза на скуле. Она протянула руку, намереваясь дотронуться до него, но он быстро повернул голову и отступил назад, так, чтобы она не могла до него дотянуться. Он стоял, не произнося ни слова, и, сосредоточенно сощурив глаза, наблюдал за боем.

Пилар хотела знать, считает ли он ее виновной в том, что дело зашло так далеко, и обижен ли на нее за свою рану. Ведь все это произошло из-за нее. Если бы Филипп не увлекся ею, у Рефухио и его людей не было бы нужды защищать ее и устраивать этот жестокий турнир. Она не представляла, что могла сделать, чтобы избежать этого, но чувствовала себя виновной в происходящем.

Разумеется, могло статься, что поведение Чарро не имеет к ней отношения. Он мог быть раздосадован тем, что лишился возможности продолжать участвовать в турнире. Его гордость не позволяла ему так легко принять поражение и примириться с раной, заставившей его покинуть поле боя. Наверняка он считает ее пустяковой царапиной.

Рефухио и его люди явно побеждали. Теперь количество участников с каждой стороны было одинаково, и они сражались один на один. Черные силуэты теснили белые, заставляя их отступать шаг за шагом, обороняться и перестраиваться. Превосходство в умении и силе позволяло им неуклонно теснить Филиппа и его друзей. Те сражались отменно, но все равно заметно уступали своим противникам.

— Проклятый дьявол, — выругался Чарро, не отрывая взгляда от поля, и добавил пару вовсе уж нелестных эпитетов.

— Что такое? — встревожилась Пилар.

— Я только сейчас понял, кто вывел меня из игры.

Она недоуменно посмотрела на Чарро и заметила, каким злым взглядом юноша следил за Рефухио.

— Ты говоришь о…

— О ком же еще? Кажется, он решил уравнять шансы, прежде чем достойно наказать противника. — Чарро осторожно дотронулся пальцем до своего лица. — Или же это часть наказания.