Книга Рыцарь без позывного. Том 4 - Бебель
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Черт, убил бы за сигарету!
— Да стой ровно! — разгневанный рык «Щедрого» великана заставил опустится с хмурого неба на грязную землю.
Спонтанный поединок между «Ловким» и «Щедрым» больше напоминал дешевую комедию, нежели настоящий бой. Мелкий коротышка метался из стороны в сторону, то и дело поскальзываясь на грязи, пока неповоротливый живодер раз за разом пытался то приложить щитом, то разрубить клинком. Если бы не алеющая рана на ноге здоровяка, мешающая ему поспевать за рыцарем, Филя бы давно уполовинился.
Скользкая почва не позволяла обойти великана с фланга, а низкий рост и вырванный у меня щит мешали вновь рубануть по ноге, или достать перекошенную от гнева и азарта кирпичную рожу. Когда сияющий клинок в очередной раз устремлялся в лицо «Щедрого», тот просто выставлял щит, едва не сшибая ловкача с ног и заставляя скользить по земле в отчаянных попытках уйти из-под контратаки.
Звучно выругавшись, Клебер резко перехватил оружие, хватаясь голыми руками за отточенное лезвие. Размашистый удар напоролся на поднятый щит, но в этот раз контратаки не последовало. Напротив, оступившись на мягкой почве, великан вдруг покачнулся, беспомощно роняя щит.
Забавно шевеля губами и потерянно хватая небо руками он придурковато скашивал глаза на воткнутую в голову гарду.
— Смерть тебе более к лицу, нежели титул! — зажимая кровоточащие ладони, ловкач с силой пнул великана по ноге, заставляя осесть на колени.
Хватившись за рукоять и уперев сапог в плечо туши, он с болезненным шипением вырвал рукоять и единым движением рубанул по горлу побежденного. Кирпичная голова безвольно пала к прохудившимся сапогам уже после того, как ловкач в театральном жесте заткнул окровавленный клинок за пояс.
Вот же выпендрежник… Впрочем, до такого я бы не догадался, чтобы гардой, да по башке. Рыцарь, мать его. Еще слова не выговаривал, а уже деревянным мечом манекены окучивал. Мне уже таким не стать — старый слишком. И, честно говоря, оно и к лучшему.
Сообразив, что до сих пор сижу на обоссавшемся мужике посреди бандитского лагеря, я резко поднялся, взглядом выискивая свой меч. Искомая рукоять холодом обожгла дрожащие пальцы, заставляя сердце дрогнуть в предвкушении десятка обступивших меня бандитских рож.
Но гопником было не до меня. Жавшись к друг дружке, дюжина уцелевших мужиков затравленно молили то императора о спасении, то вампиршу о пощаде. Их можно было понять, ибо залитая кровью с головы до ног девица и меня заставила непроизвольно вздрогнуть.
В одной руке она сжимала боевой топорик, в другой — лицо бородатого мужика, с подозрительно знакомой шишкой на лбу. Секунду погодя, топорик шлепнулся в лужу, а лицо взорвалось алой вспышкой взорвавшейся кожи. Под вопли вжавшихся в землю подельников, обезличенный покойник рухнул на землю, красуясь обломками черепа и куском нижней челюсти. Осиротевший багровый язык заколыхался будто флагшток на построении дьявола.
И судя по тому, как Гена с Филей целят клинками именно в нее, а не в гопников, — я не одинок в своих мыслях.
В центре перепуганной и обоссавшейся толпы раскаивающихся уголовников, мелькала знакомая хитрая рожа.
— Всех! Всех отдам! Всех, только убери! Убери!!! — взвыл «барон», шарахаясь от меня как от прокаженного.
— Уберу, уберу, угомонись! На вопросы ответишь, сразу убе… Эй! Совсем дурной?! Брось бяку, пока в жопу не воткнул! Не тупи, валенок, медалек захотел?!
Блеснувший в руках «барона» красивый кинжал выглядел столь же бесполезным, как и его хозяин. Но вместо отчаянной атаки или требований о «коридоре» и «самолете», запуганный мужик предпочел иное. Развернув кинжал острием к сердцу, он резко плюхнулся в грязь, насаживаясь на блестящий клинок.
— Елки…
Я конечно слышал о традиции местных бросаться на мечи в минуты позора, но лицезреть лично как-то не доводилось…
Поглядев на притихших мужиков, я обернулся на флегматичную девицу. Из-за обилия крови, дымящейся под холодным дождем, ее волосы можно было легко перепутать с рыжими. Как и прежде, в глазах не читалось ничего, кроме смирения и ожидания приказов. Разве что сытость еще. И, вроде бы, смущение — направленные в ее сторону клинки Гены и Фили, заставляли девицу стеснительно прятать порозовевшие щеки за грубой челкой.
Вдоволь наглядевшись на нее, на растекающуюся под бароном лужу и перепуганных гопников, взывающих о милосердии, я не сдержал протяжного стона.
Сдается мне, дело тут не в позоре.
Вспомнив с каким подозрением главарь осматривал волосы вампирши, я бегло скомандовал следить за пленными, а сам захлюпал по лужам к единственной уцелевшей избе. Встреча головы со щитом отзывалась тошнотой и головокружением, заставив несколько раз грохнуться в грязь, но вопреки сирканью Гены и призывам «отдохнуть», я все же настиг крепкую дверь из свежих досок.
Сундук с драгоценностями, пара грубых коек у стола, разбитая деревянная перегородка, ограждающая комнату от мелкой каморки с парой циновок, печкой и запахом крови. Сильным. Очень сильным.
Пара замерших над столом тел была бледнее некуда. И немудрено — нутро их артерий до сих пор стекало со стен и даже потолка, не забывая лужицами хлюпать под берцами.
— Сир, это… Привидение?! — сморозил очередную глупость пацан, пытаясь не выдать подступающую тошноту.
Обвыкся мальчишка… Уже не так зеленеет. Гнать его надо, пока еще совсем балдой не поехал.
Однако, приблизившись к телам, я с удивлением понял, что он прав:
— Оно самое. Фиолетовое такое. Со скальпелем.
И я знаю только одну дуру в этом мире, способную легким взмахом руки распотрошить сумпурня. Судя по идеально ровному разрезу на шеях обоих покойников и разводам на стенах…
Вот чего «барон» истерику завел — знал, поганец. Догадывался. Знать бы только, что и о чем…
Оттого и суету наводил, баррикады выставлял, на девичьи волосы таращился… Оттого и вскрылся, опасаясь куда худшей участи. Знать бы только — какой? Не той ли, что эта тварь уготовила деду? Пусть только попробует, сука… Пусть только пальцем этого дебила тронет! Я такую херню в свое время повидал — ни одному местному палачу в кошмаре не приснится! Уж парой фокусов ее удивлю — реветь не сможет!
Привычно охлопав себя по груди и закономерно не сыскав сигарет, я чуть успокоился, перестав воображать, с какой стороны начну настругивать ведьму ломтями.
Выискивать на циновках следы преступной тупизны и синих волосков даже желания не возникало — и так все