Книга Пока мы не встретились - Карен Рэнни

Однако сам Гарри никогда не был счастлив в ее доме. Жизнь с молодой женой не радовала его. Со дня свадьбы не прошло и месяца, когда Кэтрин поняла это и заметила скуку в глазах мужа.

Кэтрин не слишком сильно переживала отъезд Гарри, надо было ухаживать за отцом. К тому же на ее плечи легли заботы о фермах. Викарий говорил ей, что она не должна грешить, а должна принимать своего мужа таким, как он есть.

Когда стали приходить письма от Гарри, Кэтрин испытала облегчение, как будто ей даровали прощение за ее вину. Человек, который писал ей, был другим – более искренним, более заботливым. Кэтрин решила, что просто не успела узнать Гарри как следует.

Но оказалось, что в письмах он ей лгал!

На письма полились слезы, но не от одиночества или потери, не от горя, что Гарри больше нет, а от чего-то значительно более себялюбивого. Кэтрин оплакивала свои иллюзии, свою безответную любовь, отданную недостойному человеку.

Значит, она не такая уж грешница, скорее просто неумная женщина.

Кэтрин вернулась к сундуку за следующей пачкой писем и ее тоже швырнула в огонь. Когда от писем остался один только пепел, Кэтрин задумалась. Надо отдать сундук Дуннанам. Мать Гарри сделает из него реликвию. А может, велит отнести на конюшню?

Только бы он не оставался на глазах у Кэтрин, напоминая о том, чего никогда не было.

Глава 19

На следующее утро Кэтрин сидела у туалетного столика, а Мэри пыталась расчесать ее спутанные волосы.

Под глазами Кэтрин залегли темные круги – знак бессонной ночи. Но сейчас ее занимала не собственная внешность, а то, что предстояло сделать. Во-первых, следует извиниться перед гостями за вчерашнюю тираду. Во-вторых, надо искать в себе силы справиться с рутиной наступившего дня, и следующего дня, и того, что придет после него. И так до конца дней.

Утром Кэтрин отослала служанку, и камин остался не чищенным. Там до сих пор лежала груда серого пепла – единственный знак, что письма Гарри когда-либо существовали.

Как вчера сказал Монкриф? «Человек – это не только то, что он пишет. Слова мимолетны. Они – просто способ удержать мысль, вопрос».

Тогда кем был на самом деле Гарри, если не словами? Кэтрин поняла, что она уже никогда этого не узнает.

В дверь, постучали. Мэри пошла открыть. В комнату вошла Глинет. На ее обычно бесстрастном лице читалась тревога.

– Вы знаете, что гости уезжают?

– Да, – ответила Кэтрин. Будь они наедине, она бы сообщила Глинет больше, но после вчерашних событии решила, что надо быть сдержаннее.

– Мне кажется, они очень спешат.

Кэтрин только кивнула в ответ.

Она дождалась, пока Мэри закончит ее причесывать, встала, взяла костыли. Боль в щиколотке стала значительно меньше, и это было единственным, светлым пятном за последние дни. Еще день или два, и она сможет ходить самостоятельно.

Глинет помогла Кэтрин спуститься по лестнице уже привычным образом – одна рука на перилах, другая на плече помощницы.

В холле собрались все – мистер и миссис Дуннан, Джулиана, Гортензия. У стены викарий разговаривал с Монкрифом. Кэтрин поспешно отвела от них взгляд. Ей не хотелось выслушивать нотации викария о милосердии, и она не знала, как вести себя с Монкрифом.

Монкриф был очень сердит, когда говорил о Гарри. Кэтрин видела, как сжимались его кулаки, как играли желваки на лице. Но по отношению к ней герцог был чрезвычайно добр. Кэтрин помнила, как пряталась у него в объятиях в поисках спасения от одиночества и боли.

Монкриф, которого она когда-то считала злодеем, стал рыцарем, а Гарри превратился в дьявола. Кэтрин казалось, что она кубарем катится с высокой горы и не может понять, где верх, где низ.

«Я женился на тебе не из жалости». А почему?

Кэтрин медленно приближалась к группе в холле, но все вдруг стали расходиться. Мистер и миссис Дуннан вышли в парадную дверь, которую открыл перед ними Уоллес. Уоллес слегка улыбнулся хозяйке, что было, конечно, не совсем прилично, но Кэтрин не обиделась – это был первый дружественный знак за все утро. Она бросила взгляд на Джулиану, та отвернулась. Гортензия чихнула в платок, и что-то пробормотала себе под нос.

Кэтрин вышла на свежий воздух. Утро было солнечным, но таким же холодным, как атмосфера в доме.

Кэтрин солгала бы, сказав, что ее расстроил отъезд гостей, но она искренне сожалела о своей грубости и о том, что доставила боль другим людям. Похоже, вчера на нее нашло помешательство. Она словно сорвалась с цепи, ибо прекрасно видела ту черту, которая отделяет вежливость, терпимость и хорошее воспитание от грубости и бестактности, и с детским легкомыслием и даже восторгом пересекла ее. Ей нет прощения, и теперь единственное, что она может сделать, это быть исключительно вежливой во время отъезда.

– Надеюсь, ваше путешествие окажется приятным и безопасным, – кутаясь в шаль, произнесла Кэтрин.

Мистер Дуннан кивнул, но миссис Дуннан даже не посмотрела в ее сторону. Кэтрин, которой прошлой ночью открылась вся правда о Гарри, могла лишь посочувствовать миссис Дуннан.

– Простите меня, пожалуйста. – И Кэтрин протянула к ней руки, но не удивилась, когда миссис Дуннан отступила на шаг, не принимая извинений.

Возможно, лучший выход в том, чтобы их отношения на этом и кончились. Время неизбежно отдалило бы их друг от друга, но необдуманные слова Кэтрин и разоблачения Монкрифа придали их прощанию мрачный оттенок.

Кэтрин улыбнулась на прощание мистеру Дуннану и обернулась, обнаружив, что Монкриф стоит рядом.

– Повариха приготовила вам в дорогу еду, – сообщил он Дуннанам и сделал знак Уоллесу. Молодой человек подошел с дорожной корзинкой и поставил ее в коляску.

– Благодарю вас за щедрость. – Мистер Дуннан намеренно обращался только к Монкрифу. За ним вторили его жена:

– И за гостеприимство.

Монкриф величественно, как и подобает герцогу, кивнул.

Викарий что-то живо обсуждал с Глинет, но, очевидно, его слова не находили у нее сочувствия, потому что Глинет несколько раз отрицательно покачала головой. Викарий, без сомнения, утверждал, что своим вчерашним поведением Кэтрин погубила свою душу. А может быть, он добывал новое пожертвование для своей церкви.

Кэтрин была благодарна Монкрифу, что теперь он занимался ее денежными делами. Вот пусть викарий к нему и обращается. Кэтрин сомневалась, что муж проявит такую же щедрость, какую годами проявляла хозяйка Колстин-Холла.

Наконец Глинет вернулась в дом, а викарий должен был проститься с герцогом и герцогиней.

– Приятного вам путешествия, – говорил Монкриф, провожая викария к коляске и намеренно не подпуская его к Кэтрин. Викарий явно был недоволен, но сел в экипаж и позволил Монкрифу захлопнуть дверцу.