Книга Мост самоубийц - Марина Серова

деревни — Сима ее звали. Серафима. Незаметная, тихая, скромная. Ни в чем плохом замечена не была. Наши бабы из зависти прозвали ее «мышь бледная».

— Из зависти? — переспросила я.

— Конечно, из зависти. Паша Южный — мужик видный и домовитый. Такого любая бы отхватила, если б могла. Вот только счастье недолгое у них было. Померла она рано. Двоих детишек после себя оставила. Бабы-то наши местные, кто не замужем был, уже и глаз положили на Павла. А он возьми и уедь! Всех с носом оставил. Любил, говорят, жену свою — очень сильно любил.

— Расскажите, пожалуйста, как умерла Серафима?

Женщина нахмурилась:

— История темная получилась. Это летом случилось. Она дома одна была. Муж на работе, дети на каникулах. Кто-то видел, как они у речки за лесом играли. Так вот Сима обедать села. А вечером отец приехал — она уже отошла. Отравилась.

Я коротко взглянула на Морошина, и тот еле заметно кивнул.

— Говорят, Паша рядом с ней нашел пирог с клубникой. Она пекла такой часто и всех угощала.

— А что сказали врачи? Вскрытие было?

— Этого я не знаю. Но бабы сплетничали, что в пироге был крысиный яд.

— Крысиный яд? — повторили мы с Морошиным в унисон.

— Как же он туда попал?

Женщина подняла на меня глаза:

— Мне-то откуда знать?

— А бабы что говорят на этот счет? — вкрадчиво спросил Морошин. Анна Олеговна смущенно отвела глаза.

— Всякое болтают. — Она подумала, прежде чем продолжить, и наконец произнесла с некоторой опаской: — Говорят, ее дочка отравила.

— Регина? — уточнила я, хотя и ежу было понятно, что речь шла именно о ней.

Анна Олеговна молча кивнула и погладила вскочившую на стол серо-белую кошку. Я отодвинула чашку от метущего туда-сюда беспокойного хвоста. Кошка нервно оглядела всех присутствующих и перешла на подоконник, где свернулась клубком между двух горшков с фиалками.

— Девчонка эта очень странная была. Я даже не помню, чтобы у нее тут хорошие друзья были. Если кто-то с ней дружил, то дружба эта недолго длилась. У моей сестры дочка ее ровесница была. Они вроде вместе играли, но тоже недолго. Однажды поссорились, и Таньку тошнило всю ночь. Тогда никто не связал это с Регинкой. Потом уже вспомнили, после того, как Серафима умерла. Потом много чего вспоминалось: мертвые кошки, щенки, овцы. Вокруг деревни словно какая-то мертвая зона была. Никто не понимал, почему животные умирают. Их находили всегда с кровавой пеной у рта. Ребятишки расстраивались. Дошло до того, что кошек-собак все по домам начали запирать. Это в деревне-то!

— На Регину сразу упало подозрение? — спросил Морошин.

— Нет, — женщина помотала головой, — совсем не сразу. Да и как на ребенка-то подумаешь? Тем более на девочку. Она и на лицо была — чистый ангел! Но люди все равно относились к ней настороженно — что-то в ней было не так.

— Вы имеете в виду поведение девочки? — спросила я.

— Взгляд. Взгляд у нее был странный. Она как будто пыталась понять, что у тебя внутри. Разговариваешь с ней и кажется, что она копается в твоих кишках. Аж мурашки по коже бежали. Никто ее тут особенно не любил, если хотите знать. Но никто не мог бы объяснить почему.

Мы с Морошиным переглянулись.

— Анна Олеговна, а когда окружающие начали догадываться о том, что девочка, возможно, стоит за всеми странными отравлениями в Митяево? — спросила я.

Дождь за окном усилился, маленькая кухня потемнела, а снаружи залаяла собака. Хозяйка поднялась включить свет и закрыть форточку, чтобы лай не мешал разговору. Электрический резкий свет подчеркнул деревенскую неустроенность и неряшливость помещения, но вместе с тем стало как-то уютнее.

— Все заговорили о ней после случая с кошкой Лопахиных. У тех была ангорская кошка, которую не выпускали гулять на улицу — боялись, что убежит, потеряется или украдут. Очень красивая, породистая кошка. Регина как-то вертелась около лопахинского дома, просила у хозяев водички попить. Жарко, мол, родителей дома нет, а ключи забыла. В общем, они ее обедом накормили и чаем напоили. А когда девочка ушла, хватились Мурки этой — не видно нигде. Семья обыскала и перерыла весь дом. А к вечеру нашли в сарае — она там издохла за ящиком с инструментами. У животного из пасти кровавая пена шла. Все, как с предыдущими зверушками. В общем, Лопахины догадались и другим рассказали.

— И никто ничего Южным не предъявил?

Анна Олеговна усмехнулась, поправив выбившуюся из пучка прядь волос.

— А доказательства-то какие? За руку эту ведьму никто не хватал. Хозяева вообще не поняли, как она умудрилась кошке отраву дать. Лопахин-старший, правда, ходил к Павлу, говорил ему: «Я знаю, что это твоя девчонка сделала!», но тот его выгнал. Правда, на какое-то время живность в деревне перестала умирать. А после смерти Серафимы всем уже не по себе стало. Поэтому, когда Южные резко собрались после похорон и уехали, всем легче стало.

— И животные больше не умирали?

— Умирали, конечно, — женщина откашлялась, — кого машина собьет, кого волк задерет, а кто от старости помрет. Но такие случаи отравления прекратились. Вот и думайте сами.

Мы еще немного поговорили с Анной Олеговной о Регине и ее брате, после чего собрались в обратный путь.

— Значит, Регина убила мать и отец увез семью отсюда подальше от слухов, — сказала я, выходя на террасу.

— Не думаю, что просто от слухов, — возразил Морошин. Он поежился, услышав звонкий, режущий лай снаружи, и, увидев мое недоумение, объяснил: — Не люблю собак.

— Боишься?

— Не люблю.

Я сняла с крючка у двери нашу верхнюю одежду и протянула следователю его утепленную кожанку.

— Почему ты думаешь, что отец увез семью не только от слухов?

— Если имело дело отравление, скорее всего, это легко выяснилось при вскрытии. Докопаться до сути при таких уликах — дело плевое даже для провинциальных органов.

— Намекаешь, что папаша просто бежал, пока широкая общественность не выяснила, что его дочурка — убийца?

— Намекаю, что он кому-то дал на лапу, чтобы прекратить дело. Во всяком случае, понятно, в каком направлении рыть и к кому обращаться. Когда вернемся, сделаю запрос.

— Думаешь, люди, которые взяли взятку, расскажут тебе в чем там дело было? Не смеши. Скормят тебе версию о случайном отравлении, — с сомнением ответила я, застегивая плащ и с сожалением представляя обратное путешествие до станции на трясущихся «жигулях», пропахших куревом.

— Дело было давно. Скорей всего, те, кто взял взятку у Южного, уже не работают. Но ты права, возможно, лучше съездить. Так или иначе, мне нужен доступ к базе, поэтому надо возвращаться.