Книга Прятки в темноте - Марина Серова

с ходу спросила я, поднимая взгляд обратно на виновницу творящегося в Забивалове хаоса.

— Понятия не имею. Надеюсь, она тоже не знает, где я. — Прасковья поднесла чашку к губам и, громко хлюпая, отпила напиток.

От абсурдности ситуации у меня задёргался глаз. Видимо, почувствовав мои душевные стенания, Тимофей поднялся с места и довольно точно прошёл к чайнику. Заполнив чашку кипятком, а затем и травяным сбором, он вернулся к нам и протянул мне напиток.

Я даже не задумывалась, стоит ли это пить. Быстро опрокинула в себя довольно горячее содержимое и снова уставилась на Прасковью, которая неспешно ожидала, пока я приду в себя.

— Что значит, вы надеетесь, что Кристина не узнает, где вы находитесь? — Я никак не могла взять в толк, что было не так во всём происходящем.

Любая другая бабушка переживала бы за свою внучку, особенно зная о том, что в посёлке администрация мутит воду и девушку могут начать шантажировать.

Мне предстояло узнать очень многое, и я уже предвкушала рассказ Прасковьи. Я оперлась о стену и внимательно посмотрела на свою собеседницу, которая взяла в руки спицы и принялась неспешно вязать.

— Эта пигалица приехала спустя семь лет молчания и стала на меня давить! — Возмущения в голосе женщины было хоть отбавляй.

Я знала, что Кристина была нечастым гостем у своих родственников. Если нежелание ехать к бабушке в забытое богом Забивалово ещё можно понять, то игнорирование семейных праздников матери, которая жила буквально на соседней улице от бывшего места обитания Крис, я не понимала.

Мы часто спорили с ней по поводу взаимоотношений с семьёй, и каждый раз она обиженно уходила, хлопнув дверью. Она всегда была себе на уме и не принимала чужого мнения. С ней было тяжело, и это объясняло нежелание матери звонить ей даже в дни рождения.

— Давайте подробнее, — попросила я, пытаясь вытащить из бабушки хоть что-то, что поможет мне отыскать последнюю фигуру на этой шахматной доске.

— А чего рассказывать-то? Приехала и права стала качать: подписывай, мол, документы, — все мои догадки тут же совпали и сложились в единую картину.

Я до последнего надеялась на то, что в этой ситуации моя подруга пешка, над которой издевается злой Афанасий Жмуриков, а вышло так, что у неё у самой рыльце в пушку. Но не стоит делать поспешных выводов. Кто знает, может, её поведение стало реакцией на долгосрочный шантаж со стороны Афони и его богатенького спонсора из Тарасова?

— Двадцать пятого июля вы пошли в лес, правильно понимаю? — Хотелось восстановить всю цепочку событий в том виде, в котором она происходила.

— Да. Ушла рано, часу в шестом. Вышла из дома, как раз Тимошу встретила, пожаловалась ему на чертей в доме. Целый месяц спать не дают, собаки. Ходють, как к себе домой, и только всё под окнами стоят да в сенях шарахаются, — в этот момент спицы в руках старушки задрожали, и я могла себе представить ту злость, которая скопилась у неё за всё время гастрольного тура шапито Макса по её участку.

Мне было жаль Прасковью. Уж если меня с ума свела одна ночь, проведённая в этом доме, то я не могла себе и представить, как она пережила целых тридцать. Тот, кто придумал это, — настоящий садист. Уверена, если бы я прямо сейчас ввела этого шутника в дом, Прасковья набросилась бы на него прямо с этими спицами.

— Вы уверены, что это были черти? Не задумывались, что это могут проворачивать недоброжелатели с помощью новых технологий? — намекала как могла, вот только у Прасковьи было своё видение ситуации.

Она хмуро наблюдала за мной, а во взгляде чётко читалось: «Что за сумасшедшая девчонка?»

Меня начали терзать смутные сомнения, стоит ли рассказывать женщине правду и сдавать Макса. Она же голову ему оторвёт, если узнает, что в её бессоннице и страхах виноват этот молодой парнишка. С другой стороны, он просто выполнял свою работу, хоть и не самую законную и благую.

Я снова поймала себя на мысли, что продолжаю защищать Макса, несмотря ни на что. Я точно не буду принимать участие в деле Кирьянова, даже если тот сильно меня попросит. Главная задача следователя — быть объективным.

— Да чёрт знает! Может, этот доходяга, Жмуриков, решил из меня последние соки выжать, — от злости у неё порвалась нить.

И представить сложно, сколько нужно было вложить силы в натяжение, чтобы такое произошло.

— Вы ведь пересеклись с ним в лесу? — Я подводила к теме плавно, желая вывести Прасковью на каждую деталь.

Сейчас было важно выяснить, где находится Кристина. Возможно, по тому, в какое время в последний раз Прасковья её видела, можно будет сделать вывод, где искать Битникову. Но всё по порядку.

— О, да! Этот увалень пристал ко мне в лесу: я собираю ягоды, а он трётся возле меня со своей филькиной грамотой! Подпиши, говорит, не то внучку больше не увидишь, а я ему и говорю — я и так её чёрт знает сколько лет не видела, — Прасковья громко хмыкнула и отбросила от себя спицы. — Нашёл, чем пугать.

Я размеренно кивала ей. Машинально схватилась за кружку и принялась крутить в руках, рассуждая, запоминая каждое слово.

Момент шантажа был, значит, и Крис сейчас может быть в опасности.

— Вы что-то сделали ему там? Может быть, ударили или накричали? — Постепенно, шаг за шагом я укреплялась в каждой своей догадке.

Лишь услышав мой вопрос, женщина растянула губы в самодовольной ухмылке. Морщины тут же разгладились на лице — настолько сильно светилось её лицо то ли от гордости, то ли от радости.

Она взглянула на Тимофея Панкратовича, который тихо засмеялся, очевидно, зная эту историю. Да что же там такое могло случиться?

— Как зарядила ему лукошком в бубен! А потом ещё пару раз приложилась. Будет знать, чертяга, как бабку шантажировать. Он Тимошку уже провёл, Маруську, да и всех в этой деревне. Ко всем чертей наслал, наврал с три короба, так что по заслугам получил, гниль ползучая. — Оскорбления сыпались изо рта собеседницы безостановочно.

Я могла её понять. Да, все её действия тянули на причинение телесных средней тяжести, но и он не лыком шитый. Шантаж тоже наказуем, поэтому ситуация складывалась двоякая. А если вспомнить о том, что к ней ещё и подослали специалиста-технаря, который оказывал на неё психологическое давление, так Прасковья и вовсе могла находиться в состоянии аффекта.

— Я из-за этого… — ругаться не стала, но очень хотела, — очки свои единственные потеряла! Вяжу теперь наугад.

— Ваши очки у