Книга Пьесы - Иван Петрович Куприянов

(с иронией). Великолепное!

Т р е т ь я  с т у д е н т к а. А знаете, у меня тоже. Да, девочки, вчера на Арбате в букинистическом магазине продавали собрание сочинений Есенина. Знаете, сколько стоит? Две тысячи рублей. Если б у меня были деньги, я обязательно купила бы. (Уходит.)

П е р в а я  с т у д е н т к а (подходит к Гале). Извини, Галя.

Г а л я (сквозь слезы). Да-да, я понимаю. Так, сорвалось.

Первая студентка уходит.

Зачем? Зачем я влезла в эту кашу? Зачем я им все это говорила? Разве они поймут?! Вот и опять я врагов себе нажила. Сколько раз я зарекалась не вмешиваться, и каждый раз обязательно влезу в какую-нибудь неприятность.

Из кабинета психологии вышла  Е л е н а  П а р ф е н о в н а  Б а р з о в а. Увидев Галю, она остановилась.

(Не замечая Барзову.) Провинциалка? Ну и пусть! Я даже горжусь, что я провинциалка!

«Пьем за яростных, за непохожих,

За презревших грошевой уют.

Вьется по ветру веселый Роджер,

Люди Флинта песенку поют».

Б а р з о в а. Вы, случайно, не ко мне?

Г а л я (смутившись). Я? Нет-нет… Я… девочку одну ожидаю.

Б а р з о в а (бросив взгляд на авоську). А может быть, вы все же ко мне? Говорите, не стесняйтесь… все, что в моих силах…

Г а л я. А что мне говорить-то, Елена Парфеновна?

Б а р з о в а. Ну, я думаю, вам лучше знать. Просите — я охотно вам помогу. Я же вижу, что вы чем-то расстроены.

Г а л я. Что вы? Пустяки. Я… наоборот!

Б а р з о в а. На наш новогодний вечер идете?

Г а л я. Собираюсь.

Б а р з о в а. Обязательно приходите! Выше голову, дорогуша! Фронт-то на запад ушел.

Г а л я (смеется). Есть — выше голову!

Барзова уходит.

«Выше голову!» Да-да, она права. Выше голову! Падай, но не сдавайся. Выше голову… Да-да, еще немного осталось, совсем немного. Сейчас все зависит от меня, только от меня, только от меня. Я буду заниматься. Не хватит времени — буду заниматься ночью. Выйду в коридор, сяду на стул. И всё… и никто меня не прогонит. Ни один комендант. Пусть говорят что угодно. Пусть называют меня провинциалкой.

З а н а в е с.

Картина десятая

Комната. Из окон виден разрушенный немецкий город, дымящиеся развалины. За столом сидит  Р о с т о в ц е в а  в форме лейтенанта. На плечи накинут белый халат. Она что-то пишет в медицинском журнале. У окна стоит  м е д с е с т р а, старшина Кузнецова.

М е д с е с т р а (смотрит на зарево). Горит!.. Вот уж четвертый день горит… Вот война и к ним пришла…

Г а л я. О чем это вы, старшина?

М е д с е с т р а (продолжает смотреть на зарево). Город, говорю, горит.

Г а л я. Ах город! (Продолжает писать.) Город вчера горел, сегодня догорает.

М е д с е с т р а. Не пойму! Одного я никак не пойму, товарищ лейтенант. Они в нас стреляют из подвалов, с чердаков, несмотря на то, что окружены; а мы вот здесь возимся с их детьми, своей кровью делимся.

Г а л я (не отрываясь от стола). Дети здесь ни при чем, товарищ старшина. Воюют взрослые. Дети лишь играют в войну.

М е д с е с т р а. Ни при чем? Если бы не их отцы, мы бы дома сейчас были и все наши живы были бы. И вы теперь врачом бы работали. Вам даже доучиться не дали. Две звездочки прицепили на погоны и на фронт отправили.

Г а л я. Я сама попросилась на фронт. А институт, если домой вернусь, я еще окончу.

М е д с е с т р а. И как это у вас все хорошо получается. Вы думаете, вот эти, что мы сейчас спасаем, когда подрастут, вспомнят нас добрым словом?

Г а л я. Одни вспомнят, и обязательно вспомнят, ну а другие, возможно, что и не вспомнят.

М е д с е с т р а. Галина Константиновна, и вы так спокойно говорите?

Г а л я. Я выполняю свой долг, старшина.

М е д с е с т р а. Да-да, это верно. Я, видимо, чего-то недопонимаю.

Г а л я. Вы не забыли, что вам пора идти мальчику укол делать?

М е д с е с т р а. Нет.

Г а л я. Его мать ушла?

М е д с е с т р а. Нет. Сидит и молчит. За каждым моим движением смотрит, точно я преступница, точно я хочу ее ребенка на тот свет отправить.

Г а л я (с грустью). Она тоже здесь ни при чем…

М е д с е с т р а (вспыхнув). Ну да! Все у вас сегодня ни при чем. Отца у меня убили — ни при чем. Двух братьев убили — тоже ни при чем?..

Г а л я (после паузы). Не у одной у вас горе. Мой отец погиб, еще в тридцать девятом.

М е д с е с т р а (после паузы). Галина Константиновна, скажите, вы когда-нибудь любили?

Г а л я. Почему же в прошедшем времени?

М е д с е с т р а. Извините, я хотела сказать: вы любите?

Г а л я. Вам это знать очень важно?

М е д с е с т р а. Да, очень! Вы вот, я замечаю, все время чего-то ждете. Но вам даже писем никто не пишет…

Г а л я. И, видимо, еще долго буду ждать…

М е д с е с т р а. А кто виноват, разрешите вас спросить? Кто? Что же вы молчите?

Г а л я (усмехнувшись). Полевая почта.

М е д с е с т р а. Отшучиваетесь? А я вот что вам скажу: кто не умеет по-настоящему ненавидеть, тот не умеет по-настоящему любить!

Г а л я. В книжке вычитали? Что ж, правильные слова.

М е д с е с т р а. Война вот-вот кончится.

Г а л я (перебивает). И после окончания буду ждать…

М е д с е с т р а. А если того, кого вы ждете, нет в живых?!

Г а л я. Неправда! Он жив! Если бы он был убит, я бы знала. (Пауза.) А не вернется, одна буду жить.

М е д с е с т р а. Он — тот самый, с которым вы встретились в Смоленске?

Г а л я. Нет. То был другой… Тихомиров… Алексей! (Задумалась.) Очень хороший человек!

М е д с е с т р а. Гм. Хороший человек… А у меня никого нет.

Г а л я. Вы еще молоды. У вас еще всё впереди.

М е д с е с т р а. Не знаю, не знаю. (После паузы.) Как подумаю, Галина Константиновна, об отце, о братьях — руки опускаются. Беру шприц, заправляю, а руки трясутся. Не могу я, Галина Константиновна, не могу…

Г а л я (встает). Вижу. (Подходит к медицинской сестре.) Успокойтесь! Идите отдыхать.

В комнату врывается пожилая  н е м к а. На ее рукаве черная повязка.

Н е м к а (потрясенная). Зинд зи фрау доктор? Вирд майн кинд лебен?

М е д с е с т р а. О чем она? Товарищ лейтенант, о чем она вас просит?

Г а л я. Она спрашивает — будет ли жить ее ребенок. (Немке.) Я, ир кинд вирд лебен.

Н е м к а (молится). О майн гот! О санта Мария! О руссише фрау доктор!

М е д с е с т р а. А вы что ей ответили?

Г а л я. Я сказала, что он будет жить, обязательно будет жить!

З а н а в е с.

Картина одиннадцатая

Дача в пригороде Москвы. Терраса. Г о с т и  в том же положении, что и в конце первой картины.

П а н и н. Простите, ну а что же было с ней дальше?..

О с т а п е н к о. Война, как вам известно, кончилась. Галя снова поступила в институт, стала врачом, защитила диссертацию…

Т е т я  К л а в а. Да!.. Воистину: жизнь прожить — не поле перейти!

Слышно, как подъехала машина. Из глубины сада