Книга Соперницы - Шарлотта Бронте
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Леди Эмили хотела еще продолжать, но, видя, что ответом на ее сердечный порыв стал только холодно-надменный поклон, умолкла в смущении. Обоюдное молчание в конце концов нарушил Лесли, скрестив руки на груди и серьезно глядя на леди Эмили.
– Прекрасная лицемерка! – сказал он и снова умолк.
Его красивые губы дрожали от какого-то сильного чувства.
– Что такое? – спросила она чуть слышно. – Я была слишком несдержанна, слишком пылко выразила радость от встречи с вами после долгой разлуки?
– Бросьте это недостойное лицедейство, – промолвил строго ее возлюбленный. – Не оскорбляйте меня, воображая, будто я поверю столь неуклюжему притворству! Едва ли вы много думали обо мне в мое отсутствие – вы были слишком заняты. Другой – на ваш взгляд, несомненно, более ценный – приз вы раздобыли благодаря своей лживой, хоть и несравненной прелести. Сегодня я пришел, чтобы отвергнуть вас как клятвопреступницу, хотя бы сердце мое разорвалось от боли! Но, – продолжил он голосом, подобным грому, меж тем как все молнии ревности полыхали в его яростных темных очах, – я не отдам вас без борьбы негодяю, посмевшему занять мое место! Нет! Мы сразимся на равных, ему придется умыться кровью, чтобы получить украденную награду!
– Лесли, Лесли! – отвечала леди Эмили мягким, успокаивающим тоном. – Вы в самом деле обмануты, но не мною. Сядьте и расскажите спокойно, что дурного слышали вы обо мне. Видите, я не сержусь, хотя совсем не такого приема от вас ожидала.
– Сирена! – воскликнул все еще не смягчившийся ревнивец. – Кто бы мог подумать, что столь нежный голос способен произносить ложь, а столь прелестное лицо – скрывать пустоту неискреннего сердца кокетки?..
Не в силах более выносить такую суровость, леди Эмили разрыдалась. Лесли, глубоко растроганный слезами, подлинными или притворными, задумался о том, вправе ли он укорять ее с таким высокомерием, и впервые спросил себя, не беспочвенны ли его подозрения.
Под действием этих мыслей он приблизился к дивану, на который в изнеможении упала леди Эмили, и, присев рядом с нею, взял ее ладонь. Леди Эмили гордо отняла руку.
– Мистер Лесли! – сказала она, выпрямляясь. – Ваши слова доказывают, что любви, в которой когда-то вы меня уверяли, уж нету более. Вы говорите, что нам следует расстаться. Не сомневайтесь, как бы ни было мне больно отказаться от человека, которого я считала своим ближайшим другом, я без колебаний пойду на этот необходимый, хоть и мучительный шаг. Прощайте же! Надеюсь, что никогда к мирским горестям, что достанутся вам на долю, не прибавится горечь раскаяния из-за обид, причиненных несправедливо.
Пока она говорила, кровь бросилась в побелевшее от ужаса лицо, полные слез глаза засверкали, подобно метеорам, и стройная фигурка словно увеличилась в размерах от праведного негодования. Лесли сидел молча, пока она не направилась к двери, и лишь тогда, вскочив, заступил ей дорогу.
– Вы не уйдете! – сказал он. – Я убежден теперь, что ошибся. Нужно быть больше или меньше чем человеком, чтобы, слыша ваши речи и глядя в ваше лицо, по-прежнему сомневаться в вашей невинности.
Леди Эмили нерешительно шагнула вперед, но на ее прекрасных щеках уже появились ямочки от улыбки.
– Ах, Лесли, – промолвила она. – Вы, как всякий истинный художник, подвержены перепадам настроения. Только сию минуту вы так сердились на меня, что страшно было оставаться с вами в одной комнате, и вот сейчас не позволяете мне уйти. Впрочем, – продолжала она, меж тем как лукавая улыбка уже открыто озарила ее лицо, – быть может, я не захочу остаться! Я, право, очень сердита, даже хочется сказать полковнику Перси, когда он в следующий раз придет, – ведь вы, наверное, именно к нему ревнуете, – сказать ему, что я отвергла его соперника и согласна выйти за него замуж.
– Молчите, Эмили! – воскликнул Лесли, покинув свой пост около двери. – Я не могу вынести, когда вы так говорите, даже в шутку! Давайте лучше сядем, и вы мне серьезно расскажете, кто и что такое этот несчастный, чье имя только что сорвалось с ваших губ.
– Он очень красивый и образованный человек, – отвечала она, поддразнивая. – Дядя говорит, что он один из самых храбрых военных в нашей армии.
Глаза Лесли сверкнули, и чело его вновь омрачилось.
– Следует ли мне думать, что вы питаете слабость к этому бесчестному негодяю?
– Ах, боже мой, – воскликнула леди Эмили. – Разве не могут нравиться два человека одновременно? Какой вы собственник!
Судорожное пожатие руки и горячий румянец, вспыхнувший на щеках ее возлюбленного, предупредили о том, что шутка зашла слишком да-леко.
Леди Эмили продолжила уже совсем другим тоном:
– Хотя полковник таков, как я говорила, поверьте, вам нечего опасаться! Он мне глубоко отвратителен, и ничто на свете не заставит меня сменить имя Эмили Чарлсуорт на Эмили Перси.
– Благослови вас Бог за эти слова! – вскричал в порыве восторга Лесли. – Они сняли тяжкий груз с моей души. Но скажите мне, любимая, откуда взялись эти гнусные сплетни, что сбили меня с толку? Верно ли я понял, что полковник Перси навещал вас?
– Да, он приходил и много раз делал предложение, но я всегда помнила об отсутствующем и отвечала решительным «нет». Тогда он обратился к дяде, и тот, к несчастью, поступил, как всякий опекун, – приказал мне согласиться на брак по его выбору. Я отказывалась, дядя настаивал, полковник умолял. Начались намеки на принуждение. Это лишь расстраивало меня. Послали за священником. Тогда я стала искать спасения в слезах. Полковник, видя, что я смягчилась, сделался довольно дерзок. Он сказал, что, чем дуться и плакать, я должна бы считать себя польщенной, ведь его вниманию обрадовались бы все дамы Витрополя. Я в тот миг стояла на коленях, умоляя своих мучителей, но при этих словах встала и объявила, что испытываю к нему только презрение и ненависть, и пусть он не надеется вызвать интерес у той, чье сердце всецело отдано другому. Услышав это, полковник разгневался и нахмурил брови, в точности как вы недавно. Дядя спросил, кто мой счастливый избранник. Я ответила, что это не лорд и не знатный рыцарь, а молодой талантливый художник. Видели бы вы, как они изумились! Они стояли, разинув рот и вытаращив глаза, словно статуи удивления. Это выглядело так смешно, что я расхохоталась, несмотря на весь свой страх. А они еще сильнее разозлились. Полковник твердил, что заставит меня выйти за него или умереть, а дядя клялся и божился, что никто, король или нищий, герцог или художник, никто не станет моим мужем, кроме