Книга Императорские изгнанники - Саймон Скэрроу

крик, перекрывающий скрип весел и свист лопастей. Затем человек внезапно остановился и скрылся из виду.

— Подведите лодку к борту, — приказал Катон.

Рыбаки сделали то, что им сказали, умело маневрируя и пришвартовавшись к корпусу с мягким толчком. Катон потянулся к деревянным поручням на борту грузового судна, подтянулся, перелез через поручни и упал на палубу. Он сразу увидел тела; одни сгорбились, другие растянулись. Некоторые все еще двигались, и горстка членов экипажа стояла на ногах, покачиваясь, держась за ванты. На большинстве тел были остатки рвоты, лужи мочи и коричневые пятна, похожие на следы запекшейся крови. Первой его мыслью было, что на команду напали пираты. Но крови нигде не было видно.

— Прочь! — жалобно крикнул голос. — Прочь с корабля!

Он повернулся к бортику и увидел солдата, сидящего спиной к боковине, его тело судорожно дрожало.

— Спасайся, — прохрипел мужчина.

Катон осторожно подошел к нему, обойдя тело другого солдата, лежащего на спине и смотрящего в небо с открытым ртом. Порыв ветра принес ужасную едкую вонь прямо на него, он прижал руку ко рту и изо всех сил пытался сдержать рвоту. Катон был в двух шагах от солдата, когда понял, что произошло, и почувствовал, как кровь в его жилах похолодела.

— Болезнь убила тех людей? — спросил он.

— Да, господин.

— Кто ты?

— Галерий, господин… старший центурион Восьмой испанской когорты.

— Значит, вы приехали из Каралиса. Префект Бастилл на борту? А Вестин?

— Вестин был болен в тот день, когда поднялся на борт, и умер на второй день отъезда. Одним из первых, господин. Капитан хотел зайти в ближайший порт, но ветер изменил направление и вывел нас в море на следующие три дня. Многие заболели и умерли, пока мы ждали, когда переменится ветер. К тому времени только половина экипажа, кроме капитана, все еще стояла на ногах. Когда он пришел в себя и вытер губы тыльной стороной ладони, Катон снова заговорил.

— Каково положение в Каралисе?

— Все плохо, господин. К тому времени, как мы уехали, сотни мертвых, и еще больше каждый день падает прямо на улицах. То же самое и в лагере когорты. И вот теперь на корабле… Тебе лучше уйти.

Идея бросить выживших на борту корабля возмутила Катона, но нельзя было сказать, сколько жизней будет потеряно, если он позволит больным высадиться в Тарросе. И каждый лишний миг, пока он оставался на борту, он сам подвергался опасности. Галерий был прав. Он должен уйти, как можно скорее. Но сначала он должен отдать приказ экипажу. Повернувшись к людям, тревожно наблюдающим с кормы, он окликнул их.

— Кто из вас капитан?

Невысокий тощий мужчина с кривыми ногами поднял руку. — Это я, господин. Капитан Алекандр.

Избегая больных и мертвых на палубе, Катон подошел, чтобы его слова не были подслушаны. — Алекандр. Ты не можешь оставаться в этом порту. Ты должен вернуться в Каралис и оставаться там, пока эпидемия не пройдет.

У капитана отвисла челюсть, затем он указал на людей, все еще живых на палубе. — Как, во имя Гадеса, ты думаешь, что мы сможем управлять кораблем в таких условиях и еще заботиться о тех, кто еще жив? В любом случае, кто ты такой, чтобы говорить мне, что делать, а?

Катон заметил напряжение и страх в выражении его лица и принял как можно более мягкий тон. — Я префект Катон, командующий гарнизоном острова. Я отдаю тебе приказ. Я не могу позволить вам высадиться здесь с риском распространить болезнь. Ты, конечно, это понимаешь?

Алекандр горько застонал и почесал голову, прежде чем его плечи резко упали. — Я понимаю, господин.

— Были ли у тебя или у других выживших какие-либо признаки болезни?

Капитан покачал головой. — У Стефаноса была лихорадка перед отъездом из Каралиса, вот и все.

— Тогда ты, возможно, избавился от болезни на корабле. Есть ли что-нибудь, что вам нужно перед отъездом? Вода? Еда?

— У нас более чем достаточно.

— Очень хорошо. У меня есть последнее, о чем я хочу тебя попросить. Когда ты доберешься до Каралиса, сообщи это старшему офицеру Восьмой когорты. Скажи ему, чтобы он использовал тех людей, которые у него еще есть, чтобы закрыть городские ворота. Никто не должен входить или выходить до тех пор, пока эпидемия не исчезнет или пока я не получу новых приказов. Это ясно?

Капитан кивнул.

— Да пребудут боги с тобой, Алекандр.

Катон повернулся и направился к носу, остановившись, подойдя к Галерию.

— Удачи тебе, мой брат. Хотел бы я сделать больше, чтобы помочь.

— Идите, господин… Со мной все будет хорошо. — Центурион слабо улыбнулся, прежде чем его лицо исказилось в агонии, его вырвало, и он яростно закашлялся. Катон почувствовал, как брызги мокроты попали ему на руку и предплечье, и отступил на шаг. Галерий стиснул зубы и отмахнулся от него, когда начался новый приступ рвоты.

С этим человеком ничего нельзя было поделать, и Катон поспешил вперед, перелез через перила и неуклюже упал в рыбацкую лодку. Он держался на расстоянии от людей, сидящих на веслах на крошечной обветренной доске на носу.

— Отчаливайте и верните нас на набережную.

Рыбаки сделали, как им сказали. Ближайший глядел через плечо, пока греб. — Что случилось на этом корабле, господин?

Катон не ответил; он смотрел на капельки на своем предплечье. Он поспешно перебрался через борт и вымыл руку и предплечье в морской воде, прежде чем снова сел.

— Суши весла!

Рыбаки замерли в ожидании объяснений. Катон задумался. На карту было поставлено слишком много, чтобы он рискнул вернуться на набережную, где он сел на рыбацкую лодку. Он указал на лестницу недалеко от конца мола, где была небольшая башня, на вершине которой горел маяк, чтобы направлять любые корабли, все еще находящиеся в море, к гавани.

— Доставьте меня туда.

— Господин?

— Не спорь. Просто сделай это.

Рыбак пожал мускулистыми плечами. — Это ваши деньги, господин. Пойдем, мой мальчик, — крикнул он своему товарищу. — Давай сделаем, как говорит господин.

Когда маленький кораблик развернулся к концу гавани, Катон почувствовал, как страх зашевелился у него в животе. Если болезнь поразит Таррос, многие тысячи погибнут. Его долгом было сделать все возможное, чтобы предотвратить это, даже ценой своей жизни.

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

Катон бросил рыбакам их монеты и выждал момент, чтобы оценить движение лодки, прежде чем перепрыгнуть через узкую щель на небольшую каменную платформу у подножия лестницы. Он забрался на вершину и подошел к башне. Снаружи находился сторож, размахивая сковородкой над свечением древесного угля. Запах сардин доносился до Катона, когда