Книга Рысюхин, ты что, пил? - Котус

что такие картинки себе придумывать стал?

В кабинете занялся подсчётами. Надо было пересчитать литры бочек в штофы и полуштофы, потому что в бумагах цена идёт именно на них. Или цены на штоф в цены на литр. Как же эти традиции порой мешают! Хотя… Я поймал за хвостик одну мысль и быстро прикинул карандашом на бумажке. Майору, видимо, такая неразбериха нравится, потому как он, если я сейчас правильно понял, на этом дополнительную выгоду получит. Забавная вещь получается: штоф — это дробная часть ведра, одна десятая для водочного. Чарка — тоже часть ведра, только через промежуточные величины. По идее, десять чарок должны составлять штоф, а десять получарок, которые и были нормой выдачи — полуштоф. Но то ли вёдра для расчётов брались разные, то ли ещё что — но наша бутылка водочная, именуемая «полуштоф» вмещала шестьсот тридцать миллилитров водки, а получарка казённая — шестьдесят один с половиной. На каждой бутылке получался излишек в пятнадцать миллилитров. Так, две тысячи двести порций, делим на десять и умножаем на пятнадцать — три целых три десятых литра излишков, мелочь, а приятно. Он, я уверен, ещё и на округлении при пересчёте из литров в штофы копеечку-другую себе найдёт.

Ладно, чем считать чужие деньги — займусь своими. Через несколько минут листания учётных книг и перекидывания костяшек на счётах показали, что на каждом штофе у меня получилась экономия, читай — не предусмотренная прибыль семьдесят восемь копеек, за вычетом доли майора. Странно, когда торговался, то считал, что будет восемьдесят две, надо будет потом посмотреть, где ошибся, не дело это, так промахиваться. Так, умножаем бочки на литры, делим на штофы… Итого, одна тысяча девятьсот восемьдесят рублей девяносто пять копеечек. Приятно, даже очень. Так, теперь восемь неучтённых бочек — там вся выручка, считай, «прибыль сверх ожидаемого», умножаем, делим… Неосознанно стал напевать очередной куплет:

Если хочешь подраться —

Останься в тех кустах,

Там тебя укусит

Лошадь в розовых трусах…

Две тысячи сто семьдесят один рубль сорок три копейки. Ещё приятнее! Прибавляем одно к другому — ого! Минус цена бочек, минус «премия» грузчикам, минус «гостинцы» военным, что приедут забирать груз — оно, конечно, не обязательно, но не последний день живём, если к людям по-хорошему отнестись, то и они могут тем же ответить. Итого в чистом остатке без каких-то копеек четыре тысячи рублей, на которые вообще расчёта не было!

Нет, если быть честным, то с восьми «неучтённых» бочек что-то получить, конечно, наделись, но заведомо меньше. А почти две тысячи с учтённой и легально проданной вообще подарок. Сегодня я, на пустом месте, на знакомстве с двумя парнями в госпитале и на их угощении, которое смотрелось прямым убытком, получил в два с лишним раза больше, чем ожидаемая чистая прибыль за год. Кажется, я начинаю понимать отца, когда он говорил о важности личных знакомств и связей. И его слова о том, что правильно сделанные подарки — это не убытки, а семена прибыли.

Только начинаю понимать, на самом-то деле, хотя тогда казалось, что он говорит какие-то очевидные банальности или вообще ерунду какую-то маловажную. А сколько всего я пропустил мимо ушей, не осознал и забыл или вовсе не услышал, не понимая смысла сказанного? Эх, папа-папа, как мне тебя не хватает, и сколько ещё будет не хватать!

Так, хватит раскисать. Пойду, порадую бабушку — в том смысле хотя бы, что вопроса с деньгами для найма управляющего нет, нужно только найти его. Ага, всего лишь! «Мыши, станьте ёжиками!» — появилась в голове странная мысль. И что бы это значило⁈ Интересно — сам себя спросил и словно сам себе ответил: вспомнил анекдот про «мудрого филина» и мышек. Вспомнил то, чего не знал. Эти прорывы кусков песен, мыслей и прочего из «иных миров» тревожат, честно говоря. Но ни Евгению Мироновичу, ни кому бы то ни было ещё я, вопреки совету следователя, рассказывать не буду. Просто потому, что помню сказанное Рысюхой, верю в неё, а, значит, и ей. Скорее всего, дело в тех самых «расшатанных печатях», на которые жаловалась Хранительница. Расшатали их в госпитале, и если меня жандарм отправит туда на очередное «обследование», то не факт, что не расшатают ещё больше, сделав хуже, чем есть.

Я спустился вниз. Возле приоткрытой двери бабушкиного кабинета услышал всхлипывание, тихонько открыл дверь и увидел, что бабушка сидит на диване и тихонько плачет, держа в руках фотопортрет папы. Я подошёл, сел рядом, обнял бабушку и так вдвоём мы и просидели молча до самого ужина.

После еды, когда Ядвига убрала посуду, а мы с чаем и закусками к нему переместились в бабушкин кабинет, я выложил ей результаты сегодняшних переговоров и своих подсчётов, после чего подытожил:

— Считай, проблем с деньгами на найм управляющего нет. Но и самого управляющего пока тоже нет.

— Может, их лучше потратить на твою учёбу?

— Не стоит, бабуль. На первый год у меня отложено, и дальше лучше платить по годам: мало ли что может случиться, что придётся бросить учёбу? А назад оплату не возвращают.

— Что значит, «бросить»⁈ Ещё не поступил, а уже бросать собрался⁈

Вот в этом вот она вся: услышать одно слово во всей фразе и к нему прицепиться.

— Не собираюсь я ничего бросать. Но мало ли, как жизнь сложится? Она сюрпризы любит подбрасывать, и не всегда приятные.

— Ну, смотри у меня!

Зацепившись за поднятую тему учёбы сказал бабушке, что в понедельник собираюсь в Минск, купить заранее билеты до Могилёва, что она всецело одобрила и похвалила за то, что «становлюсь совсем взрослым». Про свои размышления насчёт возможных «водочных бунтов» я ей решил не говорить, не тревожить зря. Тем более, что это всё, возможно, мои фантазии.

Спал этой ночью плохо: боролся с жадностью, которая, стоило мне задремать, почему-то представлялась в виде большой пупырчатой жабы с мощными передними лапами. Ими она пыталась схватить меня за горло. Жадность кричала, что если провернуть такую сделку ещё раз пять, то денег хватит на восстановление поместья. Гарнизонов в нашей и соседних губерниях много. Здравый смысл возражал, что найти ещё пять гарнизонов просто, а вот пять интендантов, которые будут мне доверять в достаточной степени — почти невозможно.

Даже если найти таких наивных снабженцев (смешно, да), то главный вопрос: где взять пять раз по сорок бочек водки? Ответ «сделать» — неправильный, потому что делать нужно будет очень долго. Быстренько, пока информация ещё не распространилась, скупить все запасы у коллег и перепродать? Выгода будет многократно меньше, а риски те же. Нет, неверно — риски окажутся куда выше! Тут и риск того, что коллеги, разобравшись, побьют, и шанс оказаться замешанным во всё это странное дело.

В любом случае: нет ни водки, ни покупателей на неё. Нет, и всё! Но при этом всё равно не отпускала мыслишка о том, что такие деньги проходят мимо.

Назавтра я проснулся совершенно разбитым и решил устроить себе выходной. От книг учёта уже сплошная сетка в глазах, а от деловых писем — икота. Не могу больше! У сверстников каникулы, а у меня — каторга! Да, кое-кто тоже работает, кто на семейное дело, кто просто подрабатывает «приличествующим образом», но никто в городе, насколько мне известно, такой воз задач и проблем на себе не тянет. Да, хочется немножко поныть и пожаловаться.

После завтрака полистал лениво газеты, точнее — газету, нашу, районную, но больше дюжины номеров. Просмотрел по диагонали, в основном — заголовки и некоторые, заинтересовавшие своим названием, статьи. Но быстро бросил — очень уж это напоминало работу с документами, не хочу!

Сходил на Новое озеро, на восточный берег, где было что-то вроде городского пляжа. Отметил, что кто-то сколотил себе купальную кабинку, но только одну. И больше — никакого оборудования. Ещё раз с сожалением вспомнил папину мысль о полезности иметь в городе туристический объект и о шансах сделать такой из озера. Полежал на солнышке, погрелся. Позволил себе бутылочку «Рысюхинского светлого», что лежала в воде у берега. Рискнул сам окунуться — вода холодновата, но у нас зачастую теплее и не бывает. Немного поплавал, опять погрелся на солнышке и пошёл домой.

После обеда часок поспал.