Книга Советы юным леди по безупречной репутации - Софи Ирвин

смущало. Видимо, экстравагантные пропорции тела: слишком длинный торс, ноги при внимательном рассмотрении казались кривыми, как вилочковая кость птицы. Элиза сделала шаг вперед. С близкого расстояния было видно, что пасторальный задний план написан совершенно неправильно: овца была крупнее лошади, лошадь размером с цыпленка. Скотный двор из ночных кошмаров.

– Конечно, некоторые называют эту картину шедевром, но сам я считаю ее всего лишь приемлемой.

Как бы не так. Раньше Элиза предполагала, что такой портрет – выставлявшийся вместе с шедеврами величайших мастеров того времени там, где к нему предъявлялись особенно высокие требования, – должен был по качеству оказаться несопоставимо выше ее собственных работ. Но если бы она написала такую картину, дедушка отхлестал бы ее кисточкой по пальцам.

– Прибыла миссис Винкворт. Прошу меня извинить.

Мистер Бервик устремился прочь. Маргарет шагнула к Элизе, тоже не отрывая глаз от картины.

– Смею заметить, ты, глядя на такое, должна почувствовать себя гораздо более уверенно, – сказала она.

– Так и есть, – откликнулась Элиза. – Это внушает мне мысль, что…

– Да?

– Не важно, – сказала Элиза, решив держать свою мысль при себе.

Что бы двигало ею, если бы она отправила портрет Мелвилла на Летнюю выставку? Только тщеславие. Она испытывает судьбу уже тем, что пишет этот портрет. И даже если опасность лишиться богатства значительно снизилась (вряд ли Сомерсет отберет доход у невесты), ей еще предстояло придумать, как объяснить ему, чтобы он понял ее побуждения. Поводов для волнений и без того предостаточно, не стоит добавлять еще один. Участие в выставке стало бы воплощением ее детской мечты, которую она вынашивала с десяти лет, с первого своего посещения Сомерсет-хауса. Оно доказало бы, что у нее действительно есть умения, действительно есть дар. Оно позволило бы ей наконец называть себя живописцем.

– Может, пойдем отсюда? – предложила Маргарет. – Мне нужно взять в библиотеке книги.

– Наверное, я отправлюсь домой, – решила Элиза, когда они вышли на улицу.

Лакей Стейвс немедленно устремился к ним с того места, на котором ждал.

– Строчить письмецо Сомерсету? – догадалась Маргарет, широко улыбаясь. – Хорошо, скоро увидимся.

Подруги разошлись в противоположных направлениях.

Неторопливо вышагивая по улицам, Элиза оглядывалась вокруг с обновленным восторгом. Теперь, зная, что ее дни в Бате сочтены, она еще сильнее восхищалась городом, сиянием его камней, холмами, царственными изгибами улиц. Невероятная красота! Она выходила на Королевский полумесяц[16] (из одного только желания полюбоваться им), когда услышала грохот колес за спиной. Вздрогнув, Элиза обернулась и увидела стремительный сверкающий фаэтон с высоко расположенным сиденьем. Управляла коляской ослепительная дама в костюме а-ля гусар и касторовой шляпе с завитыми перьями. Леди Каролина.

Элиза ахнула. Разумеется, она знала, что леди Каролина ловко управляется с поводьями, это было общеизвестно, но совсем другое дело – убедиться в этом своими глазами.

– Леди Каролина!

Элиза ошеломленно поприветствовала возницу, и та остановила лошадей, нетерпеливо перебирающих копытами. Грум соскочил с коляски, чтобы их придержать.

– Я велела прикатить мой фаэтон из Элдерли, – объяснила леди Каролина, сверкая глазами. – И в преисподнюю расходы! Вам нравится?

– Великолепно, – выдохнула Элиза.

– Не хотите ли присоединиться? – спросила леди Каролина, вытягивая руку в приглашающем жесте. – Я уже прокатила леди Хёрли по улицам, но мне хочется, чтобы лошади хорошенько размяли ноги за городом.

Элиза помешкала. Высокий фаэтон выглядел очень ненадежным, хрупкий корпус висел прямо над передней осью, его дно возвышалось над землей на добрых пять футов. И наряд Элизы вряд ли подходил для конной прогулки – торопясь утром выйти из дома, она просто накинула сковывающий движения плащ на тонкое утреннее платье. Кроме того, если лондонцы не увидели бы ничего заслуживающего внимания в подобных поездках эксцентричной леди Каролины, то жители Бата расценили бы катание леди Сомерсет на фаэтоне как явление до опасного необычное.

Но ведь она помолвлена… почти помолвлена. Разве дни, когда она должна была вести себя осторожно, не миновали?

– С удовольствием, – решилась она на безрассудство.

Велев лакею возвращаться на Кэмден-плейс, Элиза с помощью грума забралась на фаэтон.

Она каталась на высоком фаэтоне лишь однажды – по приглашению некоего джентльмена во время ее первого сезона. Но то ли память ей изменила, то ли тот молодой кавалер был значительно более сдержанным возницей, чем леди Каролина, ибо ощущения были совершенно иными. Сказать, что поездка кружила голову, значило бы не сказать ничего. Фаэтон, в отличие от своей мирной кузины – ландо, не предлагал пассажирам никакой защиты. Если пешеходу день не казался особо ветреным, то тем, кто, угнездившись на высоком сиденье, передвигался со скоростью десять миль в час (по меньшей мере), ветер бил прямо в лицо. Когда они домчались до конца улицы, Элиза уже едва дышала. А когда они выбрались из Бата на окружающие город просторы, она, непроизвольно вскрикивая на каждом крутом повороте, отчаянно вцепилась в свой капор из страха, что ленты не удержат шляпку на голове.

Леди Каролина объехала город по широкой дуге и на обратном пути позволила упряжке замедлить шаг, чтобы пассажирки смогли разговаривать.

– Я так в этом нуждалась! – сказала возница, встряхиваясь, как ее лошади. – Мне необходимо время от времени проветривать голову, иначе она попросту не работает. Со времени нашего приезда сюда пишется мне с трудом.

– Должно быть, сложно заново приступить к работе после столь долгого перерыва, – заметила Элиза, подставляя лицо солнечным лучам.

– Перерыва не было. Я пишу всегда. Публикации – вот чего я избегала в последние несколько лет. После «Кенсингтона» поднялся такой ажиотаж, что мне пришлось на некоторое время отдалиться от общества.

– Вы – и отдалиться? – удивилась Элиза, не в силах скрыть недоверие.

Ничто в манерах собеседницы – такой бесстрашной и блистательной – не давало повода предполагать, что леди Каролину заботят скандалы.

Леди Каролина прошла сложный перекресток, лишь неторопливо шевельнув кистью.

– Похоже, в тот период вы не посещали Лондон, – сказала она. – Ближайшие наши друзья не обращали внимания на шумиху, но многие хозяйки домов не желали меня принимать. Каролине Лэм отказывали в посещении «Олмакса» два года после издания «Гленарвона»[17] – гораздо более неприличного текста, чем мой. Но меня не прощали дольше. Впрочем, требования ко мне и Мелвиллу всегда будут отличаться от тех, что предъявляются нашим кузенам, как часто предупреждала нас мать.

– Лэмы вам родня? – спросила Элиза.

Ее это не удивило бы, поскольку аристократы имели скверную привычку заключать родственные брачные союзы.

– Понсонби тоже. Впрочем, с ними родство более отдаленное, – ответила леди Каролина. – Ветви наших родословных безнадежно переплетены.

Элиза бросила на собеседницу взгляд искоса.

– Ирландские Понсонби тоже вам родня? – осторожно спросила она.

На