Книга Многоликая Франция. Портретная галерея - Александр Г. Артамонов

моего приезда в Москву – это, кстати, поиск семейных архивов. И вот мне действительно удалось разыскать архивы моих прадедушки и прабабушки.

– Они были русскими…

Д.Д.К.: Как и я.

– То есть этнически вы русский, но француз по праву рождения и по культуре.

Д.Д.К.: С русскими я – русский, с французами – француз. И я решил совместно с издательством «Riposte laique» выпустить отдельную книгу с прямыми свидетельствами, то есть от очевидцев и современников, событий XX столетия. Конечно, прежде всего, речь идёт именно о российской истории. Причём я хочу использовать свидетельства и малоизвестные или вообще не опубликованные источники. Речь идёт о людях, принимавших участие в исторических событиях в России, а потом уехавших в иммиграцию и живших сколько-то лет в рассеянии. Я решил начать с Парижа. Естественно, первой семьёй, архивы которой я использую, является моя собственная семья, то есть Кошко.

– Это тем более делает вам честь, что ваш прадедушка Аркадий Францевич Кошко был последним руководителем уголовного сыска Российской империи.

Д.Д.К.: Именно так! Речь идёт не о жандармах, то есть политической полиции, а именно об уголовном розыске. Компетенция угро в те годы была не в пример выше. В моей уже выпущенной книге, посвящённой истории моей семьи, рассказывается об Аркадии Францевиче, которого прозвали «русским Шерлоком Холмсом». И он это заслужил! Под его управлением уголовная полиция Москвы была признана лучшей среди европейских держав и, соответственно, в те годы во всём мире. Торжественное признание состоялось в Женеве в 1913 году.

Кроме того, он создал первую в России картотеку отпечатков пальцев преступников. Тогда то же самое сделал и Скотланд-Ярд в Англии. Поэтому, в частности, его и называли Шерлоком Холмсом.

И пусть дактилоскопия в те годы уже и существовала, но полиция ещё не умела толком ей пользоваться и распознавать отпечатки. Надо было уметь «читать» их, выявляя фрагменты, типичные для каждого индивида. А потом надо было сличать результаты с картотечными данными. И моему предку это удалось! Он также ввёл в обиход российской полиции антропометрические учётные карточки на преступников.

А ещё, будучи назначенным на новую должность сразу после Революции 1905 года, он навёл порядок в полицейском управлении Москвы. До этого Аркадий Францевиг работал в Риге, где в его адрес поступали многочисленные угрозы, а потом он получил новое назначение в Москву.

Аркадий Францевиг также провёл расследование по громкому в те годы «делу Бейлиса». Потом в России все о нём позабыли. Но оно по своей значимости ничуть не уступает знаменитому делу Дрейфуса. Речь идёт о человеке, осуждённом по уголовной статье, хотя он был невиновен. В течение 2 лет российское общество раздирало противостояние сторонников двух гипотез о виновности и невиновности осуждённого, что сближает это дело по публичной огласке с делом Дрейфуса. В этом деле проявились также противоречия, существовавшие тогда между имперским правительством и кругами либеральной еврейской интеллигенции, которая явственно ощущала сегрегацию со стороны власти.

Можно привести хотя бы так называемую черту осёдлости. Я говорю о зоне, отведённой для расселения людей еврейского этнического происхождения. Всё это было смешно! Потому что евреи тогда приобретали социально значимые профессии, освобождённые от соблюдения черты осёдлости. Фактически дискриминация, которой Империя подвергала евреев, унижала самих россиян. Абсурдно, не правда ли? При слушании дела Бейлиса все эти вопросы проявились с новой силой. Речь шла об очень грязном преступлении. Дело произошло в западной части Украины, где антисемитизм процветал. Мне сказали, что и сейчас он в этой части страны неплохо себя чувствует, хотя нам, в Западной Европе, об этом запрещено говорить, так как, естественно, надо считать, что на Украине всё обстоит отлично. Но уже тогда, как я и говорил, там были проявления антисемитизма – в частности, погромы. Они были и в Молдавии, в Кишиневе, а также в Галиции. Только вот почему-то в Западной Европе эти регионы принято называть «Россией», а Россия-то и ни при чём! Тогда благодаря моему прадедушке Бейлис был освобождён от наказания, причём по Высочайшему повелению. Власть понимала, что лучше не будить лихо.

– Ну что же, как говорится, браво! Хорошо, что вы поднимаете из архивов память о таких событиях. В целом, как говаривали французские короли, «добрая кровь не лжёт» (le bon sang ne saurait mentir). Вы по достоинству, как мне кажется, гордитесь своим предком. Но и вы также – вполне состоявшийся во всех отношениях человек. Вы – один из старейших представителей французского журналистского сословия. Вы проработали более трёх десятков лет в агентстве АФП. Провели 5 лет в Пакистане. Благодарю вас от имени всех русских за то, что интересуетесь нашей вечной Родиной. Нам это позволяет узнать неизвестные страницы собственной истории и лучшим образом утвердить наше культурное присутствие в мире – в том числе благодаря вашим книгам и всему тому, что вы делаете для нашей культуры в рамках Дней русской книги в Париже, и не только!

Выше я уже писал, что русский балет по праву вошёл в сокровищницу французской культуры и уже не воспринимается как что-то инородное, привнесённое извне. Но сам по себе феномен сближения с чужой цивилизацией через культуру весьма поучителен. А русской культуре, естественно, есть чем покорить чуткое сердце искусствоведа.

Слово о Дягилеве

В Париже, в одной из городских мансард на верхних этажах домов, окружающих площадь Вогезов, обитает колоритный персонаж – уходящий типаж «вольного художника».

Жан-Бернар Каур Д’Аспри – специалист по русской культуре во Франции и по французской культуре в России. Он – автор многочисленных книг о приездах Сергея Павловича Дягилева в Париж и о том, как русские «мирискуссники» заложили основы современного французского балета. Я побывал у него «под крышами», совершив восхождение на седьмой этаж по винтовой лестнице. Море горбатых кровель из окна спальни-гостиной, море книг в этом убежище, по которому звонко барабанил весёлый парижский дождь и даже… крик петуха из французского окна, встроенного в соседний чердак, где обитал ещё один философ-буколист, волею судеб заброшенный в сердце столицы… Таково впечатление от обители Жана-Бернара, полюбившего глубоко и трогательно великую русскую культуру. Мы беседовали до заката, пока не прикончили бутылку бордо, захваченную мной по случаю в соседнем магазине.

– Жан-Бернар, вы только что написали книгу о русском балете и о творчестве Дягилева… Не могли бы рассказать о вашем труде поподробнее?

Жан-Бернар Каур д’Аспри: Моя книга посвящена отнюдь не русскому балету, а именно личности самого Сергея Дягилева. Я рассмотрел его творчество в биографическом ракурсе, то есть с момента его рождения и