Книга Предания об услышанных мольбах - Ван Янь-сю

праведником?

— Вы переродились из людей, ушли в монахи, и Вам предначертано судьбой исполнять монашеские обеты, — отвечал дух.

Монахи расспросили духа обо всем, что их интересовало: что такое жизнь и не-жизнь, рождение и смерть. Тот на все дал им ответ, приведя в доказательство события в мире ином. Доводы следовали один за другим и в таком изобилии, что привести их здесь не представляется возможным.

Сэн-хань спросил духа:

— Стезя людей и духов различна. Ведь Вы не просите еды. Так что же Вас здесь удерживает?

Дух отвечал:

— Здесь есть одна девочка. Ее полагалось бы забрать в мир иной. Однако она в точности исполняет буддийские обеты и потому мне трудно ее заполучить. Так день за днем и затягивается мое пребывание здесь. Однако же я смущаю вас своим видом и в том немало повинен.

Сей же миг дух стал почти не виден. Те, кто приходили посмотреть на него, могли только слышать и говорить с ним.

В двадцать восьмой день третьего месяца десятого года под девизом правления Великая радость (434) дух обратился к Вэнь-сюаню:

— Я остановился у вас ненадолго, но вся ваша семья оказывала мне такие благодеяния, что я задержался у вас.

Лао-цзу на это возразил:

— Пусть бы ты жил у нас, но зачем отбирать подношения, предназначенные усопшим?!

— Каждый из умерших в вашей семье получил то, что ему причитается. Эти алтари вы установили зря. Я потому и предпочел поселиться у вас, — сказал дух, попрощался и ушел.

Упования на Чистую землю

Шрамана Тань-юань был уроженцем уезда Луцзян. Его отец Вань-шоу служил помощником цензора и личного секретаря императора. Тань-юань истово чтил Закон и принял обеты бодхисаттвы[142]. В девятом году под девизом правления Великая радость (433), когда Тань-юаню было восемнадцать лет, скончался его отец. Тань-юань занемог от горя, стал как неживой. Он стенал и бился в отчаянии, но, уповая на Чистую землю[143], молил о ниспослании знамения. В числе нескольких монахов, приглашенных Тань-юанем, был и наставник Сэн-хань. Тань-юань каялся перед ним за грехи в предшествующих перерождениях: он опасался, что отягощенная карма воспрепятствует его мольбам. Сэн-хань его всячески приободрял, убеждая не оставлять усилий. В шестнадцатую ночь второго месяца десятого года под девизом правления Великая радость монахи закончили вращать сутру и заснули. В четвертую стражу вдруг раздался голос Тань-юаня, славословившего нараспев. Сэн-хань очнулся и спросил Тань-юаня, что случилось. Тот воскликнул:

— Я вижу Будду! Он весь из золота! Обличья и роста он такого же, какой бывает у статуи на повозке! Вокруг него на чжан и более разливается золотое зарево! Приверженцы Будды с хоругвями и цветами в руках заполнили все вокруг. Зрелище такой дивной красоты и великолепия, что нет слов выразить это!

Тань-юань находился в западной галерее. Будда явился ему с запада, и сам он стоял в ожидании, обратясь на запад и взывая. Еще днем Тань-юань был совсем слаб и не проявлял признаков жизни, а теперь воспрял духом. Он поднялся и омыл руки. Сэн-хань вложил ему в ладони благовония. К тому же он нарвал в саду цветы и осыпал ими статую Будды. Матушка обратилась к Тань-юаню со словами:

— Ты теперь как будто не с нами. Вспомнишь ли ты обо мне?!

Тань-юань ничего не ответил. Он вдруг рухнул на пол и уснул. Семья давно уверовала, а теперь, лицезря чудо, вся прониклась радостным благоговением, легче перенесла несчастье. В пятую стражу Тань-юань скончался. В помещении несколько дней витал чудный аромат.

Тяжкое возмездие

Бхикшуни (монахиня) Ши Чжи-тун состояла при столичной Обители смиренной чистоты. Она была молода и привлекательна, веровала неискренне. В девятом году под девизом правления Великая радость (433) умер ее наставник, и она отступила от праведного пути: вышла замуж за Лянь Цюнь-пу из округа Вэйцзюнь. Чжи-тун родила мальчика. Мальчику было семь лет, а семье по бедности не из чего было сшить ему платье. В бытность монахиней Чжи-тун имела несколько шелковых свитков «Амитабха-сутры» и «Сутры цветка Закона». Из этих свитков она сшила сыну платье. Прошел год, и Чжи-тун заболела. Ее бил озноб и сводило судорогой. Тело покрылось язвами, какие бывают при ожогах, да еще с мельчайшими белыми червячками. День за днем болезнь сжигала ее, а муки становились все нестерпимее. Чжи-тун стонала день и ночь. И тогда, неведомо откуда, прозвучали слова:

— Ты извела сутры на платье! Так прими же сие тяжкое воздаяние!

И тут же Чжи-тун скончалась.

Сестры из рода Мин уходят в монахини

Жили две девочки из рода Мин — уроженки уезда Цзэнчэн, что в округе Дунгуан. Они были младшими сестрами Ши-цзу[144]. В девятом году под девизом правления Великая радость (433) одной из сестер было десять лет, а другой — девять. В тех местах обитал темный и невежественный народ юэ[145], не ведавший о Законе сутр.

В восьмой день второго месяца обе девочки вдруг пропали. Появились они через три дня и сказали только, что видели Будду.

В пятнадцатый день девятого месяца сестры вновь исчезли, а через десять дней вновь объявились. Теперь они знали иноземные языки, декламировали сутры и другие индийские сочинения. Появится шрамана из западных краев, и они принимаются толковать с ним о Законе.

В пятнадцатый день первого месяца следующего года сестры исчезли вновь. Люди, работавшие в поле, рассказали, что видели, как они по ветру возносятся на небо. Родители перепугались и в надежде на счастливый исход принялись приносить жертвы богам. Девочки вернулись по прошествии месяца с обритыми как у монахинь головами и в уставной одежде. Остриженные волосы они поднесли родителям и рассказали им, что видели Будду в окружении бхикшуни. Будда сказал им так:

— Согласно вашим предшествующим перерождениям ныне вы должны стать моими ученицами.

Он прикоснулся дланью к их головам, и волосы тотчас пали наземь. Сестер нарекли уставными именами: старшую стали звать Фа-юань, а младшую — Фа-цай, а на прощание напутствовали:

— Соорудите чистую обитель, и тогда вам будет дарован Закон сутр!

Вернувшись домой, сестры разрушили бесовские алтари, а на их месте возвели монашескую хижину. Во мраке ночи они декламировали в той обители сутры, и к горной вершине, подобно пламени светильника, поднималось сияние пяти цветов.

Изысканностью манер и правильностью речи сестры были отныне под стать