Книга Первый Зверь - Елена Синякова

Его губы опускались ниже, когда он повернул голову, вынужденный склониться еще и целуя мочку уха, собирая своими жаркими жадными губами дрожь моего тела.

Прошелся языком по метке на моей шее.

Опустился на плечо, низко заурчав и делая шаг вперед, чтобы я ощутила, настолько он возбужден и какой горячий.

Впервые после сегодняшнего утра его движения не были резкими и грубыми.

Он не торопился взять свое, погрузиться отчаянно и страстно, а словно растягивал собственное удовольствие и муку, касаясь губами так, будто хотел познать каждую клеточку моего тела.

И это было так необычно и…волнительно.

Впервые в бешеном стуке моего сердца был не только страх перед его огромным телом и тем, что он может сделать, но и что-то еще — хрупкое, совсем прозрачное и невесомое, что смущало меня и заставляло метаться внутри от желания сбежать от него, потому что таких чувств я не ждала.

Он целовал мою шею, не держа волосы в кулаке, а аккуратно убрав их через плечо, не пытался укусить, но не оставлял ни одного сантиметра дрожащего тела без своей ласки и внимания, а я кусала губы, впервые не представляя, что делать и как быть в этой ситуации, вздрагивая, когда он вдруг встал за мной на колени, продолжая путь горячими непривычно нежными губами по позвоночнику и с глухим хриплым стоном касаясь обжигающими ладонями моих ягодиц.

Ему нравилось мое тело.

Он никогда не скрывал этого.

Любил касаться меня, даже если я пыталась сопротивляться и упиралась, что его не останавливало.

Он мог целовать, кусать, слизывать капельки пота, урча от желания и удовольствия, тереться лицом или скользить кончиком носа, собирая аромат, как сейчас, со стоном томным и мучительным, когда его губы коснулись низа спины и большие ладони переместились на бедра, не позволяя мне пошевелиться или попытаться сбежать от него.

И теперь я не знала, хочу ли сбежать от него, или собственных эмоций, которые отбирали дыхание от каждого прикосновения его губ.

Когда Зверь развернул меня к себе, я понимала, что сопротивляться просто нет смысла.

Не потому что он сильнее и сделает, что хочет….а потому что я не хотела бежать от него, окунаясь с головой в новый обжигающий виток собственных эмоций и беспредельной чувственности собственного тела, которое оживало и начинало по настоящему жить, расцветая под напором его ласк.

Я пыталась сдержать стон, когда его губы опустились на низ живота, содрогаясь от первых отголосков той радужной молнии, что уже искрила в крови, собираясь капельками влаги в лоне, куда проник его горячий язык, все-таки добившись своего.

И от этого прикосновения — столь откровенного, бесстыдного, но такого сладостного — я тонула и задыхалась, вцепившись дрожащими пальцами в его волосы, и прогибаясь в спине, потому что не было сил сдержаться.

Я чувствовала его язык в себе. Горячий, бархатный, жадный, исследующий.

Как он то порхал, едва касаясь чувственной влажной плоти, заставляя меня дрожать и всхлипывать, то скользил, углубляясь и раздвигая розовые складочки, отчего меня пронзали первые молнии невыносимых чувств, которые взрывались внутри яркими тугими вспышками, кружащими голову.

Это было сродни полету в бездну!

И я падала, все ниже и ниже, ощущая только жар и сладостные спазмы собственного тела, уже не боясь этого полета, потому что знала, что он закончится взрывом во мне такой силы, когда будут уничтожены все стены и преграды между нами!

Я дрожала так, что едва могла стоять на ногах!

Я молила его остановиться, чтобы хотя бы вздохнуть!

Неумело тянула за пряди его пепельных волос, то ли отталкивая, то ли притягивая еще ближе, не замечая даже, как начинаю сама двигать бедрами, чтобы скорее достичь пика, понимая, что в этот раз меня шарахнет молнией так, что едва ли я смогу оправиться сразу.

Слышала его стоны и рычание, когда Зверь не отпускал меня, обхватывая за ягодицы и буквально насаживая на себя, пока я не вскрикнула, содрогаясь в конвульсиях и едва не завалившись на печку, если бы он не держал меня.

Я еще долго не могла прийти в себя, судорожно дыша, пока низ живота выкручивало спазмами такой силы, что перед глазами потемнело, а тело сотрясалось от крупной дрожи.

Зверь растянулся прямо на полу, положив меня на себя, все еще влажную и дрожащую, блаженно замурчав и обнимая своими ручищами так уютно и уже как-то по-хозяйски, что я сама не смогла сдержать улыбки, взвизгнув через пару минут:

— О Боги!

— Что такое?

Зверь напрягся буквально за долю секунды, тут же готовый укрыть меня собой, словно был уверен в том, что на нас обвалится крыша этого хлипкого домика, или полетят сотни стрел из окон.

— Рыба сгорела!!!

Он расхохотался, запрокидывая голову и уже не боясь испугать меня своими клыками, когда я рассмеялась вслед за ним, глядя на его лицо и искренне любуясь им.

— Будет столько рыбы, сколько ты захочешь, девочка! Каждый день! Утром, днем и вечером! Только скажи!

И я знала, что все будет так, как он сказал. Стоит мне только чего-то захотеть, Зверь сделает это с той радостью и восторгом, которые мне не доводилось видеть в людях, ведь зачастую забота о ком-то вызывала в их сердцах лишь досаду и раздражение.

Он отпустил меня от себя лишь для того, чтобы я убрала сгоревшие кусочки рыбы с огня, заменив их другими, но не позволил облачиться в одежду, когда я потянулась за сброшенным платьем, которое и сейчас продолжало лежать на полу.

— Я замерзну… — пробормотала я, и не нужно было даже оборачиваться, чтобы понять, что Зверь уже успел подняться на ноги и теперь стоял за моей спиной все такой же нетерпеливый до прикосновений, ласки и моего тела, прижимаясь ко мне и прошептав в макушку:

— Не успеешь.

— Мы ведь есть собирались, — я шлепнула его по руке, которая уже скользила по моему животу, слыша за собой приглушенный смех, переходящий в урчание:

— Да, я помню. Но пока рыба не готова…

— Нет уж! Иначе мы и эту спалим!

Он рассмеялся, снова заставляя меня улыбнуться и подумать о том, что за последние сутки он делал это так часто, как еще ни разу за те недели, что мы успели провести под крышей этого домика.

И это меня радовало, разливаясь в душе особенным теплом, определения которому я пока еще не могла дать, в который раз понимая, что никто в моей жизни еще никогда так не ухаживал за мной. Так не нуждался во мне.

— … у тебя никогда не было женщин до меня?..

Признаюсь, эти мысли мучили меня уже какое-то время, но я никак не решалась спросить.

С одной стороны, в нем было столько жажды и огня, столько страсти, что казалось, словно она копилась в Звере всю его странную и тяжелую жизнь, которую он провел под кронами леса, не жив никогда среди людей. И среди женщин.