Книга Утопия-авеню - Дэвид Митчелл

– А как же твоя мама? – спрашивает тетя Мардж.

– Она умерла родами.

Женщины сочувственно переглядываются.

– Ох, бедненький, – вздыхает тетя Мардж. – Вот Рэй с Дином свою маму все-таки помнят… А тебе тяжело, наверное. Дин, что ж ты не сказал…

– Я же попросил не устраивать допрос с пристрастием.

Кукушка в настенных часах кукует семь раз.

– Уже семь часов? Не может быть! – восклицает Эльф.

– Время – странная штука, – говорит тетя Дот.

Дину было пятнадцать. Маму разъедал рак, растушевывал морфий. Дин страшился приходить в больницу, хотя чувствовал себя из-за этого самым неблагодарным сыном на свете. Смерть превращала все разговоры на любые другие темы в обычный треп, но как тому, кто не умирает, говорить о смерти с тем, кому жить осталось совсем недолго? Было воскресенье. Рэй остался в Дагенеме, отец отрабатывал сверхурочную смену на цементном заводе, бабуля Мосс и тетки ушли в церковь. Дин не видел смысла в вере. Заявлять, что пути Господни неисповедимы, – то же самое, что выбирать, орел или решка. Если бы от молитв был хоть какой-то толк, то мама бы давно выздоровела. В больницу Дин пришел со своей «футурамой». Мама спала, поэтому Дин решил поупражняться, тихонечко. Он отрабатывал сложный перебор в «Теннессийском вальсе», а когда дошел до конца, еле слышный голос прошептал:

– Очень красиво, сынок.

Дин перевел взгляд на маму:

– Я старался.

Призрачная улыбка:

– Молодец.

– Извини, я тебя разбудил.

– Всегда приятно просыпаться под музыку.

– Хочешь, я еще что-нибудь сыграю?

– «Сыграй это еще раз, Сэм!»

Пришлось играть «Теннессийский вальс» снова. Дин сосредоточенно уткнулся в лады и не заметил, как мама перестала дышать…

Джаспер заканчивает «Вдребезги» зажигательным соло. Эльф извлекает из «хаммонда» сияющие каскады звука. Гриффовы барабаны исторгают громы и молнии. Пальцы Дина уверенно перебирают струны, а сам Дин глядит в зал «Капитана Марло» поверх двух сотен голов. Сюда пришли друзья, которые желают ему успеха; завистники, которые надеются, что ему удачи не будет; люди постарше, которые видят в «Утопия-авеню» то, что у них когда-то было или могло быть; парни, которым лишь бы выпить и снять девчонок; девчонки с сигаретами и с бокалами кампари или грушевого сидра «Бэбишам». Дин смотрит на них и думает: «Вот, Грейвзенд, сколько ты меня ни бил, сколько ты меня ни пинал, сколько ни говорил, что от меня толку не будет, сколько ни обзывал бестолочью, никчемным неудачником и педиком, а теперь разуй уши и слушай. СЛУШАЙ НАС. Мы – „Утопия-авеню“. Мы – классная группа, а станем еще лучше, и ты об этом догадываешься, хоть и прикрываешься кривой ухмылкой». И дружки Гарри Моффата наверняка пришли. «Вот и расскажите ему, как мы здесь отожгли». Джаспер завершает первый виток соло. Дин смотрит на него, и, как и следовало ожидать, Джаспер не отводит взгляда от грифа «стратокастера» – просит дать ему возможность повторить. Мало кто из присутствующих слышал, как вживую звучит педаль вау-вау, она же квакушка, а Джаспер великолепно ею пользуется. «Зато главное, что песня – моя, спасибо за внимание». На одной из репетиций Эльф предложила поменять слова в строчке «все мечты разбиваются вдребезги» на «из того, что разбито вдребезги, вырастают мечты». Дин попробовал, и грустная песня внезапно стала воодушевляющей. Джаспер заметил, что неплохо бы Эльф подпеть на строке «вырастают мечты», и все в клубе «Зед», включая Павла, застонали от удовольствия. Когда Дин играл в «Броненосце „Потемкин“», то не хотел ни с кем делить свои песни – они становились только хуже. А вот «Утопия-авеню» могла улучшить любую песню.

Джаспер заканчивает соло. Дин смотрит на Гриффа, тот кивает; осталось четыре такта… три такта… два… один… и Эльф смотрит на него… и Джаспер выдерживает паузу… и все мысленно отсчитывают, как на общих часах – раз, два, три, четыре, – и взрывом звучит финальный аккорд, разлетается на молекулы…

«Аплодисменты – чистейший наркотик», – думает Дин, утирает лицо барным полотенцем и отпивает глоток эля «Смитуикс».

– За вас!

Аплодисменты не умолкают. Здесь меньше людей в плиссе и бархате, чем на лондонских выступлениях, больше рабочих рубах, джинсов и кепок. Как ни странно, паб «Капитан Марло» – и рыба и мясо. Он – первое питейное заведение на пути работников цементного завода «Блю сёркл», в двух шагах от городского рабочего клуба. Клиентура классом повыше – по грейвзендским понятиям – приходит в паб поиграть в пинбол, послушать музыкальный автомат или (два раза в месяц) выступление какой-нибудь группы. Левон стоит в сторонке с каким-то типом, которого Дин не знает. «Если это – его дружок, то им надо быть осторожнее». Аплодисменты стихают, и Дин подается к микрофону:

– Спасибо, что пришли, и спасибо хозяевам заведения, Дейву и Кэт, за то, что предоставили нам площадку. – Он вглядывается в пространство пивной; Дейв Сайкс, крупный мужик с дружелюбной физиономией плюшевого медвежонка, приветственно машет рукой. – Меня зовут Дин Мосс, я родом из Грейвзенда, так что если я кому задолжал пятерку, когда смылся из города, то после концерта обязательно верну… – Дин подтягивает четвертый колок, – но прежде займу у вас десятку.

Грифф иронически бьет по барабану: пш-ш-ш-ш… та-бум!

– Итак, наша группа. На клавишах – мисс Эльф Холлоуэй!

Эльф играет на «хаммонде» первые такты вступления Пятой симфонии Бетховена.

Какой-то шутник выкрикивает из зала:

– Мой орган всегда к твоим услугам, красавица!

Эльф уже не в первый раз прибегает к стандартному ответу:

– Извини, но на миниатюрных инструментах я не играю.

Барабаны Гриффа снова издают пш-ш-ш-ш… та-бум!

– На барабанах, – продолжает Дин, – наш гость из Народной Республики Йоркшир, Питер «Грифф» Гриффин, или просто Грифф.

Все дружно хлопают в ладоши. Грифф выстукивает раскатистую барабанную дробь, встает и кланяется.

– На гитаре, – объявляет Дин, – мистер – Джаспер – де Зууут!

Джаспер с помощью квакушки отыгрывает последнюю строку гимна «Боже, храни королеву!».

Аплодисменты.

– Эй, Джаспер педрилло! – раздается из зала.

Джаспер делает шаг вперед, подносит ко лбу руку козырьком, вглядывается в толпу:

– Кто хочет мне что-то сказать?

– Я! – машет рукой какой-то тип. – Патлы подстриги!

«Черт, сейчас начнется, – думает Дин. – Брайтонский политех, вторая серия…»

Джаспер внимательно смотрит на типа и произносит первое, что приходит в голову:

– Зачем? Чтобы выглядеть, как ты?

Хохочут все, даже задиристый тип.

Дин, не желая и дальше испытывать судьбу, торопливо завершает: