Книга Стук ее сердца - Айрис Джоансен

– Понимаю.

– Нет, не понимаете, – возразил Хэнкс. – Этого нельзя понять. Я пробыл там всего пять месяцев, прежде чем Джон сбежал и взял меня с собой. И я никогда не забуду то место. Вонь. Жара. Боль. До сих пор просыпаюсь в поту. А Джон провел там шесть лет.

Некоторое время Ева молчала, пытаясь представить скупо описанный Биллом ужас.

– Джон сказал… сказал, что он… сумасшедший. Это так?

Хэнкс снова ушел от прямого ответа.

– Бывают времена, когда мы все немного сумасшедшие, верно?

– Вы увиливаете. Джон говорил, что вы можете попытаться прикрыть его.

– У него бывают… моменты. Неконтролируемые приступы ярости, подобных которым я не видел. Джон говорил, что нечто похожее случалось у викингов. Таких людей называли берсеркерами. Сейчас уже не так часто…

– А Кин об этом знает? Армейская разведка в курсе?

– Да. Они этим пользовались и вначале даже поощряли такие срывы.

Ева недоверчиво уставилась на него.

– Но почему?

– Считали, что это идет на пользу делу. Повышает эффективность. – Хэнкс остановился перед дверью спальни и повернулся к Еве: – После того как Джон выбрался из тюрьмы, начальство пыталось его использовать. Отправляло на спецзадания, когда требовалось кого-то устранить или помочь в ситуации с заложниками. – Он криво усмехнулся: – У него хорошо получалось. Представьте Рэмбо на полном газу. Сумасшедший драйв и безудержная ярость.

– Они знали о его проблемах и тем не менее держали на оперативной работе?

– Джон считает, что они просто хотели избавиться от него без лишних проблем. А ему было все равно, жить или умереть. Тогда, сразу после Кореи, он жаждал только одного – крови. И искал любой возможности для разрядки.

Жажда крови. Берсеркер. И тот период, когда он вернулся из Кореи, совпал по времени с исчезновением Бонни.

– Вижу, вы под впечатлением, – негромко сказал Хэнкс. – Но я только ответил на ваши вопросы. Джон этого не запрещал.

– Когда он прекратил работать на них?

– Через пару лет. Может, изгнал из себя эту ярость. Может, она сама выработалась. Или ему удалось как-то излечиться. Они-то точно лечить его не хотели.

– Но какие-то связи наверняка остались.

– Остались, но теперь положение изменилось. Не они используют Джона, а он их.

– И они позволяют?

Хэнкс пожал плечами:

– Об этом спросите его сами. Я такие дела с Джоном не обсуждаю. Есть вещи, о которых лучше не знать. Как говорится, целее будешь. Не знаю точно, но могу предположить, что ему известны кое-какие их мерзкие тайны. Скажу так: когда Джон щелкает пальцами, Кин прыгает. – Он открыл дверь. – Если что-то понадобится, позвоните.

– Как? Я же не знаю ваших чертовых кодов.

Хэнкс улыбнулся:

– Я буду рядом. Джон просил позаботиться о вас.

– И проследить, чтобы я не убежала?

– Это ненадолго. – Он уже не улыбался. – Думаю, вы здесь в безопасности.

– Вы так думаете? А если нет?

Хэнкс не ответил.

– Джон назвал вас преданным ему человеком. Значит, вы заодно с ним? Вы тоже замешаны в преступлениях? Почему? Неужели он настолько хорошо вам платит?

– Джон вытащил меня из тюрьмы. Хотя мог и оставить. У меня была перебита нога. Бо́льшую часть пути к побережью он нес меня на себе. Одному ему было бы легче. – Хэнкс кивнул: – Да, я предан ему.

Все ясно, и добавить нечего. Верность, купленная такой ценой, нерушима.

– Еще есть вопросы? – добродушно осведомился Хэнкс. – Последний шанс.

– Только один. – Собравшись с духом, Ева посмотрела ему в глаза: – Вы были с Джоном в Атланте в то время, когда пропала моя дочь?

Он покачал головой.

– Я тогда еще лежал в госпитале, в Токио. Мне практически перекроили ногу. С Джоном я снова встретился только через год.

– Но вы знали о ней?

– Нет. И о вас, и о ней Джон рассказал мне намного позже. Впервые о Бонни я услышал только через несколько лет, когда он начал давить на Кина, чтобы тот завел на вас досье.

– А сами вы не интересовались?

– Джон определил рамки, а я черту не переступаю. Вам стоило бы последовать моему примеру.

Ева вскинула голову.

– Или он рассвирепеет?

– Срывов у него не было давно, но это не значит, что они не повторятся. – Хэнкс отвернулся и пошел по коридору. – В столовую – прямо по коридору и направо. У нас здесь отличная кухарка. Джон взял ее из какого-то казино в Лас-Вегасе. На кровати кое-что из ее одежды. Вы немного стройнее, но, думаю, подойдет.

Ева взглянула на поношенные джинсы и черную толстовку, украшенную кричащей надписью «Казино Мираж».

– Подойдет. Поблагодарите ее за меня.

– Поблагодарите сами. Джуди – девушка не из робких, прятаться от гостьи не станет. Но фахитас у нее потрясающие. – Он снова улыбнулся: – И она абсолютно предана Джону.

– Уж не вытащил ли он и ее из тюрьмы? Ах да, вы же сказали, что она работала в казино.

– Да. Но ведь тюрьмы бывают разные, верно? У Джуди была трехлетняя дочь и муж, большой любитель помахать кулаками. Мужа Джон выгнал, а Джуди с дочкой забрал сюда, подальше от неприятностей.

Остановившись у порога, Ева проводила Хэнкса взглядом. Билл оказался настоящим кладезем информации, но ее сомнений не рассеял. Возможно, Джон Галло и заслуживал благодарности и преданности за какие-то конкретные поступки, но он был также наемным убийцей и человеком с неустойчивой психикой, подверженным нервным срывам и склонным к насилию. Она поежилась, вспомнив рассказ Хэнкса о берсеркере.

Надо держаться. Она сказала Галло, что не боится его, а значит, должна преодолеть страх и докопаться до правды.

Ева закрыла дверь и огляделась. Уютная и даже стильная комната, дубовая мебель, черный плед на широкой, двуспальной кровати, несколько веточек в золотой вазе на резном комоде. В декоре явно просматривались элементы вестерна, но руки дизайнера заметно не было – уж слишком все носило личный отпечаток. Она посмотрела на покрывало.

Красное в клетку одеяло на зеленой траве.

Стиль Джона Галло.

Отвернувшись от кровати, Ева подошла к широкому окну. Солнце опускалось за горы, и перед ней открывался потрясающий вид. Красноватый камень с вкраплениями зеленых сосен и елей придавал пейзажу вид экзотический и даже неземной. На этом фоне странно и неуместно выглядели кованые ворота, отделявшие дом от лежащего за ними дикого ландшафта.

Баррикады. А ведь после корейской тюрьмы Джон Галло должен был бы, казалось, избегать всякого рода ограждений. Впрочем, ворота были открыты. Своего рода компромисс? Но зачем вообще защищать дом? От кого он отгораживается?