Книга Злачное место - Николай Шпыркович

– Как… вы?

– Да мы-то нормально, – бодро начал Крысолов, – вот Банан только немного сачкануть решил, притворяется вон, аппарат занимает только.

Куска его бодрость, однако, не обманула, потому что он помрачнел, глянул на кровать Банана и с сомнением покачал головой.

– А… Сикока? – вновь прошипел он.

– Живой, живой, – успокоил его Крысолов. – На операции.

– Серьезное… что? – напрягся Кусок.

– Ну – неловко замялся Крысолов, отводя глаза в сторону, – руку он, короче… того.

Кусок помрачнел еще больше и жестом спросил: «Куснула»?

– Не сама. У нее там… – Крысолов быстро рассказал Куску, на какого морфа они охотились на заводе. Дмитрий тоже внимательно выслушал рассказ Крысолова, который Старый дополнил малопонятными Артему медицинскими подробностями. После того как Крысолов закончил, Дмитрий сказал:

– Вы знаете, меня периодически посещает мысль, что в Песце виноваты мы все, не исключая меня. Вот даже у Марины вашей – я немного сталкивался с проблемой ЭКО, отчего и знаю, откуда это у нее взялось. Подсаживается обычно несколько эмбрионов – для гарантии, что хоть кто-то приживется. Обычно бывает, что приживается один, бывает – два. А иногда – как у нее – три, а то и четыре. А что с остальными делать? Вот и смотрят: того, кто потолще, поживее, – оставим. А хилого – «редукции» подвергнем. Убьем, короче. Вот и ей, видно, редукцию устроили – как раз накануне Хрени. Твои и мои коллеги, – кивнул он Старому, – я ведь тоже наркозы при абортах давал. – Тот хотел было что-то возразить, но в это время послышался дробный стук колес в коридоре, дверь в палату распахнулась, и в нее въехала каталка с лежащим Сикокой. Рядом с ней шла та самая девчонка, Варька, держа над головой стеклянный флакон с раствором. Лицо Сикоки было бледным, и Дмитрий недовольно крякнул:

– Эх, много крови потерял. А группа у него какая?

– Первая минус, – тихо сказала Варя. Почти одновременно с ней это хором сказали Крысолов и Старый.

– А кто у нас с такой сейчас здесь? – Дмитрий наморщил лоб. – Строков, Баландин, Иван – а, он на выезде…

– Строкова нет, он заболел, у него ж язва обострилась. А Баландин вчера только для родильницы сдавал.

– Значит, из поселка придется кого-нибудь звать…

Артем решился:

– А у меня тоже первая, резус отрицательный, – неловко сказал он.

Дмитрий удивленно поднял бровь:

– Вот, Варвара, учись у молодого человека, как правильно надо обозначать групповую принадлежность крови… Откуда знаешь?

– Я в больнице когда лежал, мне анализ сделали. Я и запомнил тогда, что я – универсальный донор, а мне только такую же перелить можно.

– Ну Артем, думаю, с тобой далеко не все потеряно, – покрутил головой Старый.

– Так, нечего кал мять, – распорядился Дмитрий, – быстро определяем.

– Да точно, у меня первая, резус отрицательный, – повторил Артем въевшиеся в память слова, но Дмитрий только нетерпеливо отмахнулся:

– Да хоть татуировку на всю спину покажи. Первая заповедь любого лекаря при переливании крови – личное определение крови донора и реципиента, ну того, кому переливать будем. Из-за несоблюдения этой простейшей заповеди людей село – ужас, а уж легло…

– А у вас что – запаса нет? – негромко спросил Старый.

– А откуда? – пожал плечами Дмитрий. – Здесь приблизительно как и у нас – своей станции переливания крови не было, если что – доставляли из города. А в областном центре станция сгорела еще в первые дни Хрени, соответственно и все оборудование для разделения цельной крови на фракции. Людей, которые могли бы наладить подобное производство, не осталось. Кроме того, чтобы кровь, взятая у донора, не свернулась, что нужно? Правильно, стабилизатор глюгицир или цитроглюкофосфат. А кто их выпускает? Уже задача. Я по крайней мере нигде его не встречал и не слышал, чтобы кто-то заморачивался над возобновлением его выпуска. Все больше мельницы-крупорушки чинят, ну мастерские какие еще. Самому сделать? А что там в эти бяки входит? Я вон только и знаю – цитратная интоксикация, лимонная кислота, по идее, там должна быть, а в какой дозировке? Мы-то хоть выкручиваемся, заготавливаем цельную кровь и сразу переливаем, я вон всех потенциальных доноров в больнице переписал, и в поселке многих, а что в других местах творится, даже думать боюсь. После Хрени так с массой вещей оказалось, и особенно с медициной. Все тогда как ошалевшие еду и патроны заготавливали, типа молодые и сильные выживут. А про то, что и у молодых и сильных болячки могут быть, и становятся молодые и сильные со временем старыми и слабыми, уже как-то не хватало им времени вспомнить… Максимум, набивали сумки анальгином и аспирином. Поначалу-то да, хватало. А теперь как – срок годности у большинства медикаментов подходит к концу, в яд они не превращаются в общем-то, но действуют все слабее, тем более наши производители и до Хрени вовсю баловались с процентным содержанием действующего вещества. Иногда вместо положенного по норме только десять процентов клали, а народ потом удивлялся: чагой-то у них давление не снижается?

Я не говорю уж про тот же инсулин – пока он был, больные сахарным диабетом держались, а как только его запасы подошли к концу – ушли и они… так что мой знакомец Филинов продержался бы максимум год в этих условиях. Главное, и выпуск его не наладишь, потому как для выпуска инсулина нужно иметь хорошо развитое животноводство. А из чего инсулин сделаешь, если не из поджелудочной железы крупного рогатого скота или свиньи? А где там уж эти железы заготавливать, хранить, перевозить и инсулин выпускать – добро бы на мясо хватило. Да в одних ли медикаментах вопрос? Ладно, шприцы, системы для переливания и прочие там зонды-катетеры мы просто стерилизуем, все это служит многократно, даром что на них написано «одноразовое». Тем более с учетом того, что сейчас вирусный гепатит и СПИД, мягко говоря, неактуальны, даже и режим стерилизации можно использовать мягкий, не вирулицидный. Тот же катетер подключичный можно в спирту замочить – и ничего, пару десятков пациентов на нем можно пролечить запросто, пока он тупо не сломается. Капельницы одноразовые кончатся – можно их и из трубок резиновых наделать, я с такими, кстати, и работать начинал. Вот плохо, что шприцов многоразовых нигде не достать – их выпуск давно уже прекращен, ну да справимся и с одноразовыми, покипятишь их – и нормально.

– Так в чем проблема? – спросил Крысолов.

– В подготовке специалистов, – немедленно ответил Дмитрий. – Беда в том, что уже до Хрени будущих молодых врачей готовили с расчетом на современные методы диагностики – ультразвуковое исследование, та же томография, биохимия. Я сам сколько раз видел – выходит такой молодой и начинает искать у пациента кнопку, чтобы, значит, нажать на нее, а у болезного бы диагноз на лбу высветился. Если такой вот молодой попадал куда-нибудь на район, где над ним брал шефство более опытный врач, а томографа и прочих наворотов не было, – он быстро учился, если хотел, конечно, работать и в простых условиях. Учился думать, причем сам, принимать решение, нести за него ответственность. Потом, даже работая в более «цивильных» условиях, «с томографом», образно говоря, этот опыт все равно служил ему полезную службу. И томограф был для него тем, чем и должен быть, – подспорьем, вспомогательным инструментом. У нас же получилось, что уцелели действительно более молодые. Те, кто имел практический опыт, в большинстве своем легли в больницах. Просто потому что они пытались это предотвратить и привыкли в более сложных случаях идти впереди.