Книга Войны Миллигана - Дэниел Киз

Пятница, 10 октября

Священник говорит, что произошло чудо – Бог явил в часовне новый крест.

Суббота, 11 октября

Алан Голдсберри позвонил и сообщил, что власти штата выставили Билли счет за медицинское лечение и госпитализацию в Афинской психиатрической клинике и Лиме и требуют, чтобы Билли оплатил его из доходов от продажи картин.

Ниже привожу часть письма к адвокату, которое Билли продиктовал мне и попросил напечатать.

11 окт. 1980 года

Дорогой Алан!

Поговорив с Мэри о вашем телефонном разговоре, я решил лично объяснить тебе мою финансовую ситуацию, чтобы не возникало никакого недопонимания.

Сразу скажу: я скорее удавлюсь, чем заплачу что-нибудь штату. Меня похитили из афинской клиники (на что апелляционному суду было категорически наплевать) и заточили в этой тюрьме без какой-либо терапевтической или психиатрической помощи. Чтобы я здесь сгнил. Моя враждебность по отношению к властям вполне оправдана.

На данный момент у меня нет никаких причин проявлять «добрую волю» по отношению к людям, которые, как никто, причинили мне вред. Хуже был только Чалмер. С моей точки зрения, их просьба заплатить – легальное вымогательство. Отныне я не намерен прогибаться перед ними. И постоянная угроза отправиться в тюрьму больше меня не пугает.

Меня обобрали, мне врали, надо мной физически и психологически издевались, меня высмеивали, оплевывали, обезличивали, унижали, мне угрожали, и у меня вымогали деньги. Притеснения коснулись моих родных и друзей. В прошлом марте Мэри обыскивали.

Если у тебя найдется хоть один довод в пользу проявления «доброй воли», приведи мне его. Алан, вред, который мне причинили, во многом необратим. Ты хоть представляешь, насколько страшно бывает засыпать? Не зная, проснешься ли или, может, какая-то твоя личность убьет тебя во сне. Не зная, сможешь ли когда-нибудь доверять себе и принимать простейшие решения. Понимая, что шансы поправиться – один на миллион.

Черт возьми, в данный момент я даже не уверен, что хочу поправиться…

Алан, я устал вести судебные баталии и вечно проигрывать. Борьба с миром сказывается на нас обоих, финансово и психологически. Я считаю это нашим последним сражением, и если мы его проиграем, то совершенно очевидно проиграем и войну.

Моя последняя надежда – самая слабая.

Билли

Воскресенье, 12 октября

Билли удается уже четвертый день держать санитаров первой утренней смены вне общего зала. Они договорились, что он закрывает глаза на все их подпольные, незаконные делишки, а они не заходят в общий зал. Это значит, что уже четыре дня в журнале нет негативных записей о пациентах, нет нагоняев, ограничений и принудительного сидения на стуле.

Пациенты вовсю пользуются вновь обретенной свободой. Трое начали делать вино, как их научил Билли – катетерные мешки и прочее, – но сам Билли в этом не участвует. Попросил в следующий раз принести шахматы, чтобы научить меня играть.

Четверг, 16 октября

Поскольку персонал восстановительной терапии сегодня уехал в Колумбус, мастерские закрыты. Я пришла в половине второго, и Билли тут же расставил шахматные фигуры.

– Меня научить нелегко, – предупредила я.

– Я научил своих внутри, и мы теперь часто играем в голове. Шахматы очень помогают мыслительной дисциплине. Важно держать ум занятым.

– Почему?

– Чтобы он не стал кузницей дьявола.

– Не жди, что я сразу все освою. Мне надо время на осмысливание.

– Ничего. Мне нравится долгая игра.

Я думала над каждым ходом.

– Ну? – спросил он, теряя терпение.

– Я думала, тебе нравится долгая игра.

– Да. Час-другой.

– По-твоему, это долго?

Ломая голову над пятым ходом сорок пять минут, я, опасаясь новой атаки Билли, в конце концов решила никак не ходить.

– Ну?

– Я не хочу ходить, – сказала я.

– В смысле?

– Не вижу причин ходить.

– Но по правилам ты должна.

– Ничего я не должна, если не хочу. Я ходить отказываюсь.

Он смеялся до слез. К четырем пятнадцати он больше не мог терпеть и стал играть за двоих, тратя на ход меньше двух минут. Переходя на другую сторону, он сопровождал игру непрерывными комментариями и насмешливыми замечаниями в адрес соперника.

Интересно, это он так играет у себя в голове?

Потом позволил мне снова включиться в игру, но, когда на втором ходу я задумалась, опрокинул короля.

– Ты выиграла. Признаю техническое поражение.

– Так я и знала, тебя надо брать измором.

Он что-то пробормотал в ответ, но я не расслышала.

– Слушай, позвони Голдсберри и попроси узнать, кто и когда повезет меня на слушание. Мне надо подготовить детей внутри, а то проснутся в тюрьме, перепугаются и что-нибудь натворят.

Понедельник, 27 октября

Оглядываясь на последние две недели, думаю, что Билли пытается пройти через стресс ожидания с помощью большей диссоциации, действуя как отдельные личности. Сегодня был наглядный тому пример. Билли-О, судя по всему, на время потерял товарищей. Виден разительный контраст, когда он переходит от Учителя к очень ребячливому Билли, а потом к аллену, который «точно знает», что вернется в Афины… и к растерянному Билли, который едва что-то соображает.

Когда снова появился Учитель, я решила спросить, каково это – рассоединяться и снова сплавляться.

– Представь, что наконец выходишь из автобуса после полуторачасовой поездки в компании надоедливых попутчиков.

– Тогда зачем рассоединяться? Почему не оставаться сплавленным?

– Ты пойми, диссоциативное расстройство неизлечимо. Лучше бы врачи учили нас, как с этим жить.

– Пораженческое настроение, – заметила я. – Смиряешься с несовершенством.

– То, что кому-то видится уродливым наростом, может оказаться большим коричневым алмазом.

– Никогда не думала в таком ключе.

– Когда убираешь защитные механизмы, мастерски созданные психикой, человек становится уязвим… и впадает в депрессию, потому что не знает, как ему быть. Врачам надо работать не над тем, как лишить множественника защиты, а как дать ему новый, более эффективный механизм. Но поскольку на данном этапе развития медицины это невозможно, диссоциативное расстройство идентичности неизлечимо.